Книга Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

– А теперь можешь меня обнять ипоцеловать, – распорядилась она. – Только учти – тебе придетсярасстроить свою помолвку и жениться на мне. Я девушка глубоко порядочная,имеющая абонемент в загс. Ну, чего ты застыл как истукан? Ты меня не узна…

Гробулия осеклась. В глазах у принца появилосьнеприкрытое злорадство. Не похоже было, что превращение страшной царицы всимпатичную фрейлину оказалось для него такой уж неожиданностью.

– О, как я тебя поцелую! Тебя такстрастно никто еще не целовал! – пообещал принц Форн.

Он протянул руку и одним движением, точноперчатку с руки, сдернул с себя магический лик. Гробулия узнала Эйду Сирос.Проклятая Эйда точно так же, как и она, применяла маскирующую магию.

– Вы слышали: она произнесла слово«загс»! – с ужасом воскликнула Эйда. – Никогда не слышала такогослова!

– Магия вуду чистейшей воды!.. –произнес чей-то голос, показавшийся Гробулии знакомым.

– Что я говорила, Ваше Величество! Я ейникогда не доверяла! Я заметила, как она подала принцу знак! – продолжалаЭйда с тем чистым восторгом, который люди испытывают, когда делают кому-тогадость.

Гробулия нервно обернулась. За ее спиной,сдернув невидимые плащи, поочередно возникли царь Бэр III с охраной, царица Нуии принцесса Августа, кислая как лимон и раздраженная, как болотный хмырь.

– Блин! Я давала представление передслишком большим количеством зрителей! И хоть бы один купил билет! – тихосказала себе Гробулия. Она поняла уже, что не просто вляпалась, но увязла посамую макушку.

– Неблагодарная тварь! Ты чуть не увела уменя моего лапусика! А еще называла его уродом, змея! – прошипелапринцесса Августа. – Как хорошо, что папуля послушался Эйду и перевелпринца Форна в другие покои!

– Ты разочаровала нас, Гробулия!Разумеется, твоя карьера при дворе закончена… Ты больше не фрейлина. И вообще,как бы поточнее выразиться, ты уже больше никто… – как всегда мягко итуманно, изрек Бэр.

Он обернулся к магцарям и коротко приказал:

– Увести!

– И казнить! – подытожила царицаНуи.

Магцари вопросительно оглянулись на царя Бэра.Тот грустно кивнул:

– На этот раз «да». Девчонка зашласлишком далеко. Приказ мы передадим начальнику стражи. Ты не продиктуешь,дорогая? Что-то у меня последнее время как-то паршиво с приказами по царству.

– Разумеется. Я изобрету для неекакую-нибудь миленькую казнь, – кровожадно пообещала царица Нуи.

Эйда Сирос противно захихикала.

– Правильно делаешь, что хихикаешь. Ствоими зубами не смеются! – осадила ее Гробулия, жалея, что не может пнутьЭйду в коленную чашечку. – А ты, Августа, присматривай за Форном. Он хорошгусь, уж я-то вижу! Ему хоть на чучело юбку надень, он его до дыр зацелует…Всем пока! Мальчики, не отставать! Девочка пошла казниться!

Магцари сомкнулись вокруг Склеппи и повели.

– А все-таки последнее слово осталось замной! – сказала она, спускаясь по винтовой лестнице.

– Топай, топай! Приговоренным к смертизапрещается болтать, – произнес пожилой магцарь, подталкивая ее в спинурукоятью секиры.

«Вот я и допрыгалась. Даже Нипухус непомог», – грустно подумала Склеппи.

* * *

«Тяжелая дверь темницы захлопнулась с темзвуком, с которым топор опускается на плаху. Девушка стояла неподвижно,оглушенная свалившимся на нее несчастьем. Ее глаза постепенно привыкали кполумраку».

Так написали бы в средненьком приключенческомромане, который охотно прибегает к помощи его величества трафарета. Но, увы, внашем случае все произошло иначе. Реальная жизнь обладает значительно большимзапасом деталей и мелких нелепостей, которые превращают любое банальноедействие в неповторимое.

Прежде чем втолкнуть Гробулию в камеру,магцарям долго пришлось разыскивать запропастившегося куда-то мага-тюремщика.Некогда он был царским астрологом, но был переведен в тюремщики за ошибочныепредсказания, привычку регулярно выходить в астрал, любовь к травке-забавке и,главное, за неделикатное обращение с болонками Ее Величества.

Наконец тюремщик был обнаружен в пыточной,мирно спящим на новом войлоке под блоком абсолютной истины, как возвышенноименовал дыбу романтик Бэр III. Когда тюремщика растолкали, обнаружилось, чтоон находится в том исключительном состоянии, когда небо кажется жидким, на полумерещатся зубастые звезды, а запахи становятся квадратными и норовят ввинтитьсяв ноздри через уши. Растолкавшие его маги предстали перед беднягой в обличьевсадников ада, явившихся за его душой, и он дико заорал, отмахиваясь от нихклещами.

Лишь пару минут спустя он разобрался, что кчему, и поутих. Даже при том, что коварные предметы принимали обличье другдруга, тюремщик сумел быстро разобраться с ключами и открыть камеру. Гробулиювтолкнули внутрь. Дверь захлопнулась, но не со звуком топора, а со звуком, скоторым захлопываются все без исключения двери, окованные железом.

– Надолго к нам? – спросил тюремщик.

– Да нет. Утром казнят, – ответилодин из магцарей.

– А… Ну тогда одеяло можно не давать. Ина полу поспит, – сказал бывший астролог и, позванивая ключами, удалилсяна негнущихся ногах досматривать абсурдные сны.

Склеппи осмотрелась. Камера была тесной,узкой, с длинным зарешеченным окном, в которое даже кошку можно было просунуть,лишь распилив ее предварительно лобзиком. О том же, чтобы покинуть тюрьму спомощью магии, не приходилось и мечтать. В царстве, где большая часть населенияобладала магическим даром, стены тюрем строились с блокировкой возможногопроникновения.

Гробулия потрясла решетку, которая обожгла ейладони красноватым ворожейным сиянием, бессильно пнула стену и уставилась напрямоугольник неба с выпуклым лунным глазом. Только сейчас до Склеппи в полноймере дошла мысль, что завтра ее не будет.

– Вот уж правду говорят: все беды отмужиков! – проворчала она.

Внезапно у нее за спиной послышался не тоскрипучий смех, не то кашель. Склеппи торопливо обернулась. До сих пор она былаубеждена, что одна в темнице, но теперь разглядела в углу нечто похожее на…Пытаясь отыскать подходящее сравнение, Гробулия оказалась в непростомположении. Со сравнениями в данном случае было совсем туго. Если ей это что-тои напоминало, то разве что скомканную грязную простыню, которой наспех и безвсякого желания придали сходство с человеческой фигурой. «Даже мумия фараона ита была бы симпатичнее», – подумала Склеппи.