Книга Коллекционер ночных бабочек - Влада Ольховская

– Не представляю, как это возможно…

– Все возможно. Постепенно, по чуть-чуть, страх уходит. Вид крови и разлагающейся плоти становится привычным. Я знаю, что это убивает что-то внутри меня… и полностью остановить это не могу. Когда начинается приступ, мне лучше ничего не делать. Я не вижу мир нормально, могу даже в стену врезаться! Это проходит само собой. Я просто жду. Как видишь, я научилась ждать. Это самое трудное, все остальное – уже легче.

Льняные пряди послушно заплетались в тонкие косички. Это было просто: монотонное действие даже успокаивало. И все равно Вика не могла до конца понять, как можно жить в кошмаре, который возвращается снова и снова… Особенно если знаешь, что он не прекратится никогда.

Если видеть это, потерять страх перед кровью и мертвыми телами, то и убивать нестрашно…

– Это приносит агрессию, да?

– Можно и так сказать. Но желание причинить кому-то вред не всегда связано с приступами. Иногда я чувствую, что мне хочется ударить, причинить боль, убить даже… Это эмоциональное желание. Я в этот момент не думаю о том, почему меня раздражает этот человек. Иногда знаю, иногда не знаю, но эмоции преобладают в любом случае. А иногда я ничего не чувствую, просто понимаю, что так нужно.

– Как было с убийцей твоей матери?

– С ним было все сразу. И гнев, и понимание, что его нужно уничтожить, чтобы он больше никого не отправил на тот свет.

Ни разу за все то время, что они знали друг друга, Ева не соглашалась рассказать, что именно она сделала с мужчиной, забившим насмерть ее мать. Ни Вике, ни Марку. Вика чувствовала, что выспрашивать ее об этом всегда будет бесполезно.

– Но ты все-таки останавливаешься, – заметила она. – Ты не убила ту бордель-мамашу, много кого еще…

– Не потому что я становлюсь лучше. Лучше я уже не стану. Но… Вдруг появляются люди, которые видят меня лучшей, чем я есть… Моя мама не была таким человеком. Она с каждым годом все больше убеждалась, что я чудовище. А если она это видит, почему бы мне не быть такой? Она меня запирала на замок, потому что думала, что так спасает мир от меня. В этом была ее миссия. Но в этой миссии я оставалась сама по себе. Рассчитывать только на себя и любить только себя – что еще мне оставалось? Человек, который убил мою мать, случайно выпустил меня. Мне было не жалко его убить. До сих пор все равно. Но потом появился Марк… он такой смешной! Он видит меня по-другому. Через какие-то розовые очки. И я… Я не хочу, чтобы эти очки разбились. Пока есть такая возможность, я буду стараться быть той, кого видит он.

Вика не смогла сдержать улыбку – не веселую, скорее задумчивую. У Марка и правда было такое качество… Непробиваемый, не свойственный его возрасту оптимизм, который остался даже после того, как его предала собственная жена. А еще – доброта в том наивном чистом виде, который обычно доступен лишь детям.

Должно быть, Ева почувствовала это… и оттаяла. Правда, ее любовь к дяде чуть не привела к сворачиванию шеи «способной разбить ему сердце» Вике. Но – обошлось.

Получается, теперь Марк стал для нее барьером. Своего рода препятствием на пути бурлящего потока ее безумия, который при иных обстоятельствах стоил бы жизни очень многим людям.

Это, с одной стороны, хорошо. А с другой стороны, страшно представить, во что она превратится, если Марка вдруг не станет…

– Ты говорила, что тебе ставили неправильные диагнозы, – нахмурилась Вика. – Откуда ты это знаешь? И какой тогда правильный?

– Какой правильный – я понятия не имею. Я не врач. Но я была в специализированных школах, рядом с детьми, которым ставили такие же диагнозы, что и мне. В больницах тоже была. Я видела, что я отличаюсь от других.

– Ты могла бы сказать об этом врачам!

– И стать добровольным объектом исследований? Достаточно скучное, на мой взгляд, занятие. Мне было проще вообще с ними не говорить.

– А ты знаешь, почему ты заболела?

Когда-то давно Ева дала намек, что знает. Сегодняшний разговор получался более откровенным, чем тогда, и Вика надеялась услышать детали.

Но на подробности Ева по-прежнему была не слишком щедра:

– Потому что моя мать полезла туда, куда лезть не надо. Кажется, она и сама поняла это, потому и не отказалась от меня. А мой отец не остановил ее – скорее всего, ему было плевать.

– Ты знала своего отца?

– Нет. Не факт, что и мать знала. Подозреваю, что это был случайный партнер. Может, один из партнеров. У нее не было мужа. У нее было много мужчин и после моего рождения. Нет, я не знала своего отца.

– А о Марке она когда-нибудь говорила?

– Когда напивалась, говорила, что у нее была очень хорошая семья – родители и брат. Что я послана ей в наказание за то, что она не умела любить ту семью. Но не более.

Да уж… в сестре Марка, в отличие от него самого, доброты было не слишком много. Она ведь, в отличие от врачей, знала, что ребенок все понимает! Хотя что толку теперь думать об этом? Ее нет, спрашивать не с кого.

– Не думай, что я рассказываю это просто так, – предупредила Ева. – Одно вместо другого, доверие за доверие. Ты решилась доверять мне и отпустить одну туда, во внешний мир… За это я показываю, что доверяю тебе. Но не более.

– Можно мне рассказать это Марку? Не про нашу поездку, а про то, что ты мне рассказала…

– Не надо, – отрицательно покачала головой девочка. – Не думай, что я его не люблю. Люблю… наверно, только его одного. При этом я его знаю. Ему не нужно это слышать. Он захочет действовать, чтобы как-то помочь мне. А это лишнее. Мне не надо помогать.

«Верно… тебя нужно просто любить», – подумала Вика. Но вслух сказать не решилась.

– Готово! – объявила она.

Длинные волосы, заплетенные в пять косичек, смотрелись забавно. За счет тонких правильных черт лица Ева сейчас походила на героиню фантастического фильма – не хватало только наряда под стать прическе!

Сама Ева никакой эмоциональной реакции не проявила, но рассматривала свое отражение в зеркале достаточно долго.

– Пусть будет, – наконец сказала она. – А теперь, когда мы завершили с мелкими развлечениями, предлагаю вернуться к делу. Нам с тобой нужно найти того парня, который ухаживал за Кариной.

– То есть и ты никак не успокоишься? – простонала Вика. – Это у вас семейное!

– А зачем мне успокаиваться? Это мне нравится.

* * *

На этот раз Рина не собиралась просто поддаваться его обаянию и делать то, что он попросил. Это какое-то бабство, а она следователь полиции! В то же время сомнения внутри нее не угасали. Она понимала, что логика в истории, рассказанной Марком, определенно есть. Домашняя девушка из приличной семьи вдруг оказалась на улице, причем сразу ясно, чем она занималась. И ладно бы эта Карина была шалавой в душе и наслаждалась своим маленьким «эротическим приключением», так нет же, она отреагировала так, как и полагается человеку с серьезной душевной травмой!