Книга Каждый твой взгляд - Шерри Томас

Она отпустила испуганную Милли и начала одновременно плакать и смеяться.

— Нет, не совсем так. Пятилетние мужчины за мной не пошли. Семилетние не устояли, но пятилетних не было.

Не обращая внимания на боль, Хелена тоже рассмеялась.

— Зато явился один, на вид не старше четырех, и все время раскопок так и простоял рядом, глядя на тебя с разинутым ртом. — Она повернулась к Милли. — Все считают Венецию красавицей, но видела бы ты ее в шестнадцать лет! На улицах движение останавливалось: все замирали и смотрели, не в силах отвести глаз.

Венеция широко улыбнулась.

— Остается лишь рассказать Лексингтону, как ему повезло, что в жены досталась нынешняя страшненькая старушка, а не прежняя свежая красотка.

Впрочем, разыскивать герцога не пришлось. Дверь распахнулась, и он показался на пороге.

— Герцогиня, ты в порядке? Услышал крик и слегка занервничал.

Венеция бросилась к мужу и радостно схватила за руку.

— В полном порядке! Представляешь, Хелена вспомнила наши раскопки!

— Цетиозавра? — с энтузиазмом уточнил Лексингтон и обнял жену. — А это случилось… примерно через полгода после предыдущего воспоминания, так ведь?

— Через семь месяцев, — поправила Венеция.

В комнате появились Фиц и Гастингс, и сразу стало тесно.

— Что здесь за шум? — строго осведомился граф.

— Я вспомнила динозавра, которого нашла Венеция, — объявила Хелена с такой же гордостью, с какой когда-то в детстве рассказала о первой прочитанной книге.

— Слава Богу! — воскликнул Фиц. — Отличная новость!

Хелена посмотрела на Гастингса. Волосы, снова светлые, еще не успели высохнуть после ванны. Он тоже улыбался, но как-то бледно.

— Венеция обнаружила динозавра всего за несколько недель до того, как я впервые приехал в Хэмптон-Хаус. А это вы помните?

Радость слегка померкла.

— Нет. Пока нет.

Гастингс как-то подозрительно вздохнул.

— Что ж, значит, мое время еще не пришло.

Реакция слегка озадачила. Он явно не страдал от того, что она до сих пор не могла восстановить в памяти ни собственное прошлое, ни историю их брака. Больше того, создавалось впечатление, что нынешнее положение вещей вполне его устраивает.

— Миледи, — окликнула сиделка Гарднер, — надо наложить свежую повязку.

Только сейчас Хелена вспомнила о своей лысой голове.

— Джентльмены, вы не возражаете?

Все трое извинились и направились к двери. Гастингс оглянулся и посмотрел так испуганно, словно ей стало не лучше, а хуже и каждый миг мог оказаться последним.

Время превратилось в неумолимого врага.

Безнадежно закрыв лицо ладонями, Дэвид сидел возле постели Хелены. Он знал, что так будет. Знал с самого начала. И все же надеялся, что чудо продлится еще немного.

— Решили не прятать кудри от моего жадного взгляда? — спросила Хелена. Дэвид вздрогнул от неожиданности и выпрямился.

— Проснулись?

— Уже несколько минут назад.

Он помог ей подняться на подушках и позвонил, чтобы принесли ленч.

— И все это время восхищались помесью золотистого ретривера с французским пуделем?

Уголок рта приподнялся.

— Красота ваших волос приводит меня в восхищение.

Если бы они не остались в комнате вдвоем, Хелена не позволила бы себе столь вольного обращения. К счастью, сиделка на несколько минут отлучилась.

— В восхищение?

— Да. Но была бы восхищена еще больше, если бы не пыталась понять, чем вы так расстроены.

Конечно, она заметила его переживания. Разве несколько часов назад он не сказал, что она умна, проницательна и догадлива? К тому же он не пытался скрыть чувства и то и дело переходил от отчаяния к надежде и обратно.

Дэвид провел пятерней по волосам.

— Простите. Вовсе не хотел лишать вас чистой радости от созерцания своей античной красоты.

Хелена посмотрела внимательно. Синяки на ее лице заметно смягчились; еще несколько дней, и останутся лишь легкие тени. А во взгляде светилась искренняя симпатия. Прежде она смотрела так только на других, а на него — никогда.

— Почему вы не хотите, чтобы ко мне вернулась память?

Прямота вопроса ошеломила, однако Дэвид нашел в себе силы посмотреть ей в глаза и ответить правдиво:

— Напротив, я очень хочу, чтобы память вернулась. У вас было множество друзей, вы жили насыщенной, интересной жизнью. Было бы безумно жаль утратить богатство прошлых лет.

Хелена помолчала, словно обдумывая услышанное.

— Но?

Готова ли она узнать всю правду? Готов ли он открыть все, что должен?

— Помните мой рассказ о том, как при первой же нашей встрече я мгновенно растаял и влюбился по уши?

Она слабо улыбнулась.

— Да.

— К сожалению, чувство не встретило взаимности. Вы холодно взглянули и вернулись к своим книгам. Завоевать ваше неприступное сердце оказалось не так-то просто — тем более тому, кто в то время был на целых пять дюймов ниже вас. Я же, со своей стороны…

Пока Хелена лежала без чувств, он снова и снова признавался ей в любви. Но если повторить признание сейчас, когда она в сознании и смотрит пытливым, пронзительным взглядом, то отказаться от своих слов уже не удастся. Она услышит и запомнит их навсегда.

Опустив голову, Дэвид нервно теребил край одеяла.

— Я же, со своей стороны, влюбился с первого взгляда. Безумно. А когда понял, что вы смотрите сквозь меня и не замечаете, то начал привлекать к себе внимание самыми гадкими способами.

— И что же именно вы делали? — Вопрос прозвучал заинтересованно и вполне доброжелательно.

— Проще было бы рассказать, чего не делал. — Дэвид поднял голову. — Например, через неделю после знакомства попытался ущипнуть вас за попу.

Хелена посмотрела недоверчиво, не зная, что лучше: возмутиться или рассмеяться.

— Правда?

— Оправдывает меня только одно: из-за пышной юбки почувствовать что-нибудь было невозможно. Я это знал и просто хотел привлечь внимание к собственной персоне.

— А я вас стукнула?

— Еще как! Отвесили звонкую пощечину. Неделю ходил с синяком под глазом и страшно жалел, когда он наконец прошел.

Губы Хелены задрожали в попытке сдержать смех.

— Подумать только, до чего же романтично!

— Сейчас вы находите это забавным. Но представьте, что было бы, если бы восстановившаяся память распространилась еще на несколько недель и включила мой первый приезд в Хэмптон-Хаус. Наверняка считали бы меня жалким сопляком.