Книга Каждый твой взгляд - Шерри Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он тронул любимую за руку и, чтобы не будить сиделку, спросил едва слышным шепотом:
— Что случилось?
— Ничего. — Хелена вытерла слезы и слегка поморщилась от боли: пальцы задели саднящий синяк. — Просто загрустила.
— Можно спросить, о чем или о ком?
Она тяжело вздохнула.
— О кузенах Карстерсах. Вы их знали?
— Да. И даже присутствовал на многочисленных похоронах.
По виску скатилась слеза.
— Не могу поверить, что все они умерли. Особенно Билли.
Глаза Дэвида расширились от удивления, однако Хелена смотрела в потолок и не заметила реакции.
— Папа любил его больше всех остальных родственников. И я тоже. Как он умел обращаться с животными! Они его обожали. Ужасная смерть, просто сердце разрывается. Глупо, конечно. Наверное, когда его хоронили, я наплакала целое озеро.
— Не проронили ни слезинки, — уточнил Гастингс.
Губы задрожали.
— Должно быть, просто не хотела показывать свое горе и пряталась. Мы же еще не были женаты.
— Даже на похороны не пошли.
Хелена перестала плакать.
— Что? Не может быть! Наверное, тяжело заболела?
— Нет, прекрасно себя чувствовали. А не пошли, потому что терпеть не могли Билли Карстерса.
Хелена приподнялась на подушке.
— Не может быть. Я обожала Билли. Видели бы вы, как чудесно он играл с моим щенком и даже с бродячими собаками!
Так. Она начинала упрямиться, а он — увы — обладал сомнительным талантом разжигать противоречия. Но сейчас выбора не было, и пришлось сказать правду.
— Билли умилялся щенкам, но с женщинами вел себя безобразно. Изнасиловал пять служанок. Всякий раз скандал старались замять, но разве такое спрячешь? Со временем в доме Карстерсов не осталось ни одной горничной.
Хелена застыла от изумления.
— Тогда, в первый раз, вы тоже отказывались верить. А изменили мнение только после того, как в восемнадцать лет застали его на месте преступления с четырнадцатилетней девочкой. Так что, если и сейчас мне не верите, вполне могу понять.
Хелена покачала головой намного энергичнее, чем следовало в ее положении.
— Нет-нет, что вы! Верю. Конечно, верю.
Теперь уже удивился Дэвид. Удивился и обрадовался. Она готова прислушаться к его словам и даже принять их во внимание! Ничего подобного не случалось еще ни разу в жизни.
— Нельзя плохо отзываться о мертвых, — продолжала Хелена, нервно сжимая и разжимая пальцы свободной руки. А когда я плакала, можно было бы сказать о Билли пару добрых слов. Как же я могла до такой степени заблуждаться? Папа умер, когда Билли было всего двенадцать лет, так что его нельзя винить в том, что не сумел предугадать, каким чудовищем тот вырастет. Но куда же все это время смотрела я? Почему не сумела понять правду? А ведь считала себя такой умной…
— Вы действительно умны почти во всем, — заверил Дэвид. — Умны, проницательны и догадливы. Но в то же время слегка сентиментальны. Не сразу проникаетесь симпатией к людям, но если это происходит, то мгновенно прощаете все слабости и недостатки.
Хелена сначала удивилась столь высокой оценке, а потом немного смутилась и постаралась спрятать чувства за шуткой.
— Уж не о себе ли говорите? Вы-то как раз и кажетесь человеком, обладающим множеством слабостей и недостатков, — с насмешливой укоризной заметила она.
— Не отрицаю, — смиренно согласился Гастингс. — Однако, к моему глубокому разочарованию, мне вы ни разу не простили ни единого, даже самого маленького недостатка.
Хелена отвела взгляд.
— Во всяком случае, ваши слова положили конец глупым слезам.
Дэвид склонился и накрыл ладонью все еще слабую руку.
— Почему не спите? Для выздоровления необходим отдых.
Хелена посмотрела ему в глаза, но промолчала.
— В чем дело?
Она едва заметно улыбнулась, и сердце его забилось стремительнее.
— Явно что-то задумали.
— Возможно.
— Скажите же.
Он все еще держал ее за руку, и Хелена медленно провела большим пальцем по ладони. Дыхание сбилось, а ладонь внезапно вспотела.
— Я поняла ваши намерения и непременно ими воспользуюсь. — Она посмотрела с открытым вызовом. — Но не сейчас. Придется немного подождать.
— Неужели? — медленно, лениво произнес Дэвид.
Встал, уперся кулаками в постель по обе стороны от нее и наклонился так низко, что их губы почти соприкоснулись.
Хелена заметно удивилась и разволновалась. Даже при тусклом свете было нетрудно заметить, как расширились зрачки. Она облизнула губы, вцепилась в простыню. Два горячих дыхания смешались, и единственное, что ему достаточно было бы сделать, — это наклониться всего на дюйм ниже…
Он выпрямился, снова сел в кресло и тоже слегка улыбнулся.
— Вы правы: не сейчас. Подождем еще немного, дорогая.
При свете дня Хелена рассматривала собственную голову и размышляла о том, что если бы ночью по подушке разметались роскошные волосы — материальное воплощение волшебной песни сирены, — Гастингс не смог бы устоять и обязательно ее поцеловал.
— Одно знаю точно: предпочла бы не быть лысой, — грустно призналась она.
Ее окружали женщины: дневная сиделка, готовая наложить свежую повязку, Венеция с зеркалом в руках и Милли с чрезвычайно серьезным выражением лица.
— Ты не совсем лысая, — возразила Милли. — Волосы уже начинают отрастать.
— Волосы никуда не денутся, — добавила Венеция. — Копыто могло попасть в глаз, вот что страшно.
Хелена вздохнула. Что правда, то правда.
— Не говоря уже о том, что я совсем ничего не помню о твоем диноза…
Внезапно перед мысленным взором предстала яркая живая картина: теплый летний день. С моря дует легкий бриз. Она сидит под деревом с книгой в руках. Да, точно: «Грозовой Перевал» Эмили Бронте. И вдруг откуда-то сзади доносится радостный голос Венеции:
— Фиц, Хелена! Скорее идите сюда! Смотрите, что я нашла!
— Помню, — очень тихо произнесла она, чтобы не вспугнуть внезапно вернувшееся прошлое. — Помню. Он был огромным, твой окаменевший динозавр. Мы целый час бродили вокруг скелета, пока не поняли, что втроем ничего сделать не сможем. Фиц предложил попросить помощи в деревне. Мы побежали туда, и помочь вызвались все до единого мужчины старше пяти лет.
Несколько секунд Венеция смотрела молча, а потом обняла Милли так крепко, как пока еще нельзя было обнять саму Хелену.
— Да-да, именно так все и произошло. Ты помнишь! Помнишь, помнишь!