Книга Мастер и Афродита - Андрей Анисимов

Надо было этот страх и отвращение преодолеть и решить проблему. Бренталю предстояло найти человека, который здесь деньги возьмет, а там отдаст. Роза Семеновна помочь не могла. Супруга еще меньше, чем он, была способна что-нибудь придумать.

Несмотря на свои сорок девять лет. Роза оставалась той девочкой с искусствоведческого курса, с которой он познакомился тридцать лет назад. Она на глаз могла вычислить возраст мазка на картине, но отличить вареную колбасу от копченой до сих пор затруднялась.

Соломон Яковлевич прошелся по квартире. Он оглядывал золоченые рамы, кресла и диванчики из карельской березы с бронзовыми золочеными накладками и мучительно думал, к кому обратиться.

Коровина у него купил баритон Васалов. Доллары тому сунул австралийский дядюшка, когда туристом посетил Москву. Васалов с удовольствием от американской валюты избавился, поскольку сам боялся держать доллары дома. Конечно, можно было их использовать во время заграничных гастролей, но проходить через таможенный контроль было слишком опасно.

– Что я за еврей?! – злился Соломон Яковлевич на свою неумелость в меркантильных вопросах. Перебирая всех известных ему людей, он не мог найти кандидатуры, чтобы обратиться за помощью. Одни были так же неумелы, как он, другим не хотелось довериться.

С этими невеселыми размышлениями профессор Бренталь переоделся в брюки и широкую льняную рубашку. Собрание правления кооператива началось полчаса назад, и Соломон Яковлевич как председатель обязан на собрании присутствовать. Будучи человеком обязательным, он никогда не опаздывал. Сегодня впервые он позволил себе такое. Несчастные доллары, да и вообще все, связанное с переездом, вносило в быт Бренталя нервозность.

Председатель правления вошел в зал и, кивнув собравшимся, уселся в свое председательское кресло, мучительно пытаясь припомнить повод, послуживший собранию. А повод назрел давно.

После открытия большого гастронома с винным отделом по соседству жильцы стали страдать от неприятного запаха в подъезде. Открыв винный отдел, городские власти не задумались о том, что рядом нет туалета. Любителям спиртного деваться некуда, и они приохотились посещать подъезд кооперативного дома. Художники – народ терпеливый и не лишенный чувства юмора, но и их терпению пришел конец.

Чтобы оградить себя от напасти, было решено завести в подъезде должность консьержа и собрать на его содержание по пятнадцати рублей с квартиры. Кодовых замков и домофонов в те времена в Москве еще не знали. Известный театральный художник и председатель ЖСК поставил вопрос на голосование. Жильцы нижних квартир потянули руки. Живущие на верхних этажах не спешили. До них запах почти не доходил: алкаши предпочитали облегчать себя внизу.

Бренталь стыдил несознательных. Понемногу руки поднимались. Решение высокого собрания состоялось. С конца недели в подъезде займет свое место страж, и алкашам придется идти в парадное соседнего дома…

Теперь последний вопрос… Бренталь горестно вздохнул. Этот вопрос тоже был связан с принятием горячительных напитков, но, в отличие от первого, не имел решения. Состоял вопрос в том, что в доме отвратительно осуществлялась сантехническая служба.

Сантехник в ЖСК был, но не работал. Не работал по причине постоянного и неумеренного пьянства. Простой совет: заменить одного сантехника на другого становился неактуальным, поскольку сантехников меняли каждый месяц, а проблема оставалась.

Тема повестки дня в лице мастера-сантехника Мятишкина при разговоре присутствовала. Мятишкиы тихо сидел, уставившись в угол, и иногда почесывал пятерней небритую щеку. На вопрос председателя ЖСК, почему Мятишкин себя так ведет, сантехник отвечал: «Виноват», – но чувства вины в его мутном взгляде не прослеживалось. Соломон Яковлевич Бренталь и сам понимал, что задает риторические вопросы. Ему было гораздо проще нарисовать новые декорации к балету «Жизель», чем научить Мятишкина работать. Но Бренталь продолжал вопрошать, а Мятишкин – отвечать «виноват».

Однако мысли Соломона Яковлевича витали далеко. Глядя на покраснелое лицо с белесыми бровями своего сантехника, председатель продолжал размышлять о долларах. Необходимо найти надежного человека. Любого не попросишь… Надежные друзья у Бренталя водились, но одной надежности мало. Надежный человек обязан иметь иностранного друга, в свою очередь тоже достаточно надежного. Гэбисты называли общение советских людей с иностранными гражданами контактами. За такими контактами велось пристальное наблюдение. Соломон Яковлевич знал нескольких работников Большого. Те с иностранцами встречались запросто, чем вызывали подозрение самого Бренталя. Скорее всего, эти товарищи либо служили на Лубянке, либо туда стучали. Их кандидатуры Бренталь сразу отставил.

Сантехник Мятишкин икнул и на вопрос заместительницы председателя Елены Станиславовны Корж ответил тихим мычанием. Это мычание метнуло мысли Соломона Яковлевича к стаду коров, затем к деревне, и совершенно неожиданно для себя он вспомнил деревенскую девушку, которую привез в Москву в качестве возлюбленной живописец Темлюков.

Темлюков, как спасительная соломинка, вытеснил мысли о деревне, коровах и пастушке. Живописец дружен с великим немецким писателем. Вот кто поможет ему, Бренталю.

Соломон Яковлевич не состоял с Темлюковым в близкой дружбе. Они были добрыми знакомыми. Оба художника друг Другу симпатизировали, оба знали цену каждого и оба имели корни в Южной России.

В том, что Константин Иванович не стукач, Бренталь был абсолютно уверен. Еще труднее заподозрить великого писателя.

– Мятишкин, даю тебе еще две недели испытательного срока, – примирительно заявил Соломон Яковлевич и поспешил собрание закруглить.

Поднявшись на лифте на двадцать второй этаж, а председатель жил на самом верху, он позвонил Темлюкову. Бренталь решил предварить просьбу о долларах дружеским приглашением на ужин. Темлюков Поблагодарил за билеты во Дворец съездов, признался, что во время спектакля крепко спал, но приглашение на ужин принял с видимым удовольствием..

Лишь попросил принять его попозже, чтобы не терять световой день для работы, и обещал приехать не один.

Узнав у мужа о визите Темлюкова с Шурой, супруга Соломона Яковлевича фыркнула и заявила, что присутствовать при этом не намерена.

– Почему? – удивился Бренталь. – Темлюков давно в разводе, мужчина свободный, а девицу представляет друзьям, стало быть, имеет на нее серьезные виды…

– Когда эта доярка сделается гражданкой Темлюковой, тогда поглядим…

Соломон Яковлевич пытался втолковать Розе Семеновне, что визит этот очень важен именно для них.

Но Роза Семеновна осталась непреклонна.

– Я на этот вечер с Григорием пойду в театр, – сообщила она мужу.

На что Соломон Яковлевич саркастически улыбнулся. Многолетний друг семьи Григорий Васильевич Тягин, спортсмен, охотник и душа любой компании, считался архитектором. Но сразу после института попал в чиновники и у пульмана не стоял. К его многолетней дружбе с Розой Семеновной все давно привыкли, да и сам Бренталь в первую очередь. Когда-то он жену тихо ревновал, слухам, что Тягин импотент, никогда не верил, поскольку сам Тягин эти слухи и распускал. Со временем он принял игру. Чтобы сохранить свое мужское "Я", завел себе известную балеринку, но страстью к любовнице не пылал. Балерины хороши в театре, когда вас отделяет пространство зала и сцены и щекочут самолюбие восторги партера и балконов. Балеринку звали Даша. Она теперь уже заканчивала свою карьеру и собиралась на пенсию.