Книга Три кита здоровья - Юрий Андреев

Человек среди людей, если он действительно Человек,старается не причинять другим неприятностей любого рода, ни в коем случае нестанет демонстрировать своего превосходства (даже реально существующего), будетстремиться к тому, чтобы его огорчения не угнетали других. Можно сказать, чтовысоким духом обладают те люди, которые как можно меньше и реже привлекаютнарочитое внимание к своей экстраординарности, к своей действительнойзначимости. Чем, например, особо выделялся в быту знаменитый физик Нильс Бор?Именно своей „неподчеркнутостью“, по мнению тех, кто был хорошо знаком с ним,своей совершеннейшей естественностью, нежеланием привлекать к себе подчеркнутоевнимание, стремлением избежать хоть какого-либо давления своей реальнойзначимостью на собеседника или собеседников. Писатель Даниил Данин говорит, чтоего лицо запомнилось гораздо более простонародным, чем то, которое изображалосьна портретах, особенно поздней поры. Бросалось в глаза то, чем труднее трудногопокорить воображение молодости: человеческая будничность.

А разве не то же внимание к окружающим видится в поведении идругого великого физика, Игоря Васильевича Курчатова? Отлежавшись послетяжелого спазма сосудов, Курчатов шутил: „У меня был микрокондрашка“. А послевторого инсульта отвечал по телефону: „Дважды кондратированный слушает!“ Бог тымой, сколь разительно это отличается от капризного поведения какой-либомалозначимой личности, вокруг фурункула которой, к примеру, хороводом должныходить все ее ближние, только о которой обязаны думать и переживать всеродственники и подчиненные!

И в связи с этим еще одно воспоминание, и опять о великомфизике, об Игоре Евгеньевиче Тамме. Трагедия последних лет его жизнизаключалась в том, что он, человек, который никогда и ничем в жизни не болел,как раз незадолго перед обрушившейся на него тягостной болезнью вышел наконецна идею столь огромную, что она могла достойным венцом завершить его научныеусилия всей жизни. И вдруг — паралич диафрагмы, невозможность дышать.Единственный выход — подключение к дыхательной машине. После операции, придя всебя, уже лишенный собственного дыхания, ибо за него дышала машина, ИгорьЕвгеньевич попросил бумагу и принялся писать: ученый продолжал заниматьсянаукой. В последние три года своей жизни — трагические годы — он тем не менеене создал вокруг себя культа страдальца. С горечью, но и с улыбкой он говорилсебе: „Я — как жук на булавке“.

Вот так живут и умирают люди, которых не уничтожает их недугв качестве личностей, но, напротив, проявляет в них все то, чем они прекрасны:и для себя, и для окружающих. Дело не в титулах, и не в научных достиженияхчеловека, а в подлинном величии его души, доброжелательной по отношению ковсему окружающему.

Мне уже доводилось упоминать чуть раньше об удивительныхсвойствах характера Анастасии Ивановны Цветаевой. Вот еще штрихи. Абзац из еедневниковой вещи „Старость и молодость“: „На кого сердиться за подагру, за больв сердце? Надо лечиться, терпеть и просить судьбу, чтоб — не хуже. На Кокчетав(куда она была сослана. — Ю. А.) сердиться за неудобства? На милый мойКокчетав? Это — как сердиться на Шарика, что своим боем с цепью, лаем мешаетспать. А кто же Шарика пожалеет? Кто Кокчетав пожалеет? И где, когда было безмуки? Муки — закон вещей. У Шарика белые перчатки на лапах, весь элегантен, алезет в такую сломанную, серую, старую будку. Не замечает! У него надо учитьсяжизни…“

По свидетельству людей, знавших Анастасию Ивановну,отношение у нее ко всему живому было чуть ли не такое же, как к высшему наЗемле созданию природы — Человеку. По словам профессора Лилит Козловой,Анастасия Ивановна обращалась и к кошке, и к Шарику, и к цветам на „вы“. Онасоздала даже своеобразный пансионат для цветов-ветеранов. „Я засыхающие ивянущие цветы не выбрасываю, у меня специально для них вот эта банка, я их сюдаставлю доживать..." Хочу здесь напомнить только то, что, пройдя через всекатаклизмы, которые могут выпасть на долю человека в XX в., АнастасияИвановна подошла к своему столетию: случайна ли эта связь — долголетия идоброты?

Сейчас воспоследует в наиболее обнаженном, может быть, видеметодология моего понимания проблем здоровья. Дело в том, что все нашиповеденческие мотивы должны как можно ближе подходить к тем объективнымзакономерностям и соответствовать им, которые как раз и утверждают себя напротяжении всей жизни человеческого сообщества, утверждают себя практически.Самое разумное — это жить и поступать в резонанс с основными закономерностямибытия. К чему это я? А к тому, что альтруизм, или человеколюбие, илидоброжелательность, или гуманизм, — есть один из ведущих векторовэволюционного развития всего живого на Земле, человека в том числе.

Понимаю, что данный тезис вызовет широкую насмешливую улыбкуна лицах у тех читателей, которые тотчас вспомнят и количество войн,сопутствовавших человечеству на протяжении его фиксированной и нефиксированнойистории, количество случаев жестокости и вандализма, известных каждому. Словом,опровергнуть это положение о гуманности как основной тенденции человеческойистории как будто бы не составит большого труда, особенно в условиях нынешнегоразгула жестокости. Однако не будем торопиться. Рассмотрим вопрос в масштабахболее крупных, чем факты, лежащие на поверхности. В зарубежной философии скольугодно много можно насчитать научных трудов, в которых доказывается, чточеловек перенял от своих биологических предшественников агрессивность,жестокость, постоянно стремящуюся проявить себя скованную половую энергию ит. д. Но ведь известно также, что естественный отбор сформировал процессыи иного порядка, связанные с заботой всех сообществ о молодняке, с коллективнойзащитой от опасностей разного рода, с сигналами о приближающейся беде. Какможно забыть об этом?

Проследим же нарастание этой тенденции по эволюционнойцепочке. Наш известный психолог П. Симонов, ссылаясь на опыты зарубежныхисследователей Раиса, Джеймера и Дж. Грина, а также на собственные опыты,продемонстрировал своеобразную предысторию сочувствия одной особи другой приповедении крыс, когда нажим на рычаг раздражал током соседнюю крысу. Два рычагаоткрывали кормушку, и поскольку один из них был легким, а второй тяжелым, крысыпредпочитали легкий рычаг. Вопрос был поставлен так: будет ли крыса переходитьк тяжелому рычагу, чтобы получить корм без раздражения другого животного?Оказалось, что меняют рычаг восемьдесят процентов крыс, ранее испытавших насебе воздействие тока. Более того, даже среди крыс, которые не подвергалисьболевым раздражениям до того, подобный переход осуществлялся двадцатьюпроцентами животных. В экспериментах, поставленных на собаках, такжевыяснилось, что немалая часть их самостоятельно приспосабливается выключатьток, раздражающий другую собаку.

Советский антрополог М. Н. Будковская изучила различные видывысших обезьян, оценивая, как меняются формы их поведения в стае по мерепродвижения по эволюционному древу. Выяснилось, что удельный вес агрессивностив суммарной характеристике поведения всех приматов снижался тем сильнее, чемближе было родство примата с человеком. В чем же оказалось самое главноеотличие высших обезьян от более примитивных собратьев? Суть была в закономерноми последовательном отказе от привычки выяснять отношения с сородичамипосредством кулаков и ногтей. „Агрессивность, — подводил итогиавтор, — это архаичная форма взаимоотношений, которая по мересовершенствования группового образа жизни вытеснялась дружелюбием, довериемчленов стаи друг к другу. Все чаще лидерами становились особи, превосходящиесоплеменников разумом, а не силой. Это, в свою очередь, создавало условия дляРаскрепощения способностей младших сородичей“.