Книга «Работа мечты». За кулисами индустрии моды - Джулия Менситьери

элитой желания. Эти вещи заметают следы и создают недопонимание. Мия однажды сказала мне: «Люди видят меня и думают, что я миллионерша, хотя у меня нет ни копейки!» Филипп называет это недопонимание тайной мира моды, тем самым указывая на разрыв между экономическим статусом и социальным представлением. Это недопонимание является еще одной формой замалчивания структурного неравенства моды. Предметы, которые элита желания демонстрирует в социальном пространстве, создают иллюзию однородного мира, где каждый имеет доступ к роскоши. Однако большинство работников индустрии моды живут в условиях нестабильности, несмотря на то что обладают этими объектами желания. Чтобы проекция мечты работала, а работники оставались частью элиты желания, должна сохраняться тайна, не должно быть видно то, что происходит внутри, и сами работники должны участвовать в процессе. Встреча с Виктором, парижским журналистом, раскрывает механизм действия этого процесса.

Наша первая встреча произошла в октябре 2012 года в Брюсселе во время экскурсии по модным ателье. Виктор — внештатный модный журналист для специализированных журналов, он пишет на английском, много путешествует и живет в Париже. Его пригласили организаторы мероприятия. Хотя из‑за его отстраненности я чувствую себя неловко, я все же решаю преодолеть символическое пространство, разделяющее нас, и после некоторого начального сопротивления с его стороны мы начинаем свободно общаться. Он останавливается перед витриной с предметами интерьера и говорит, что как раз подыскивает обстановку для своей квартиры в IX округе Парижа, который он называет шикарным. Поскольку он рассказывает, что хочет купить большую мебель, я спрашиваю, живет ли он в большой квартире. Сиюминутная реакция показывает, что вопрос поставил его в неловкое положение. Заикаясь, Виктор оправдывается, что хоть квартира и составляет 15 квадратных метров, больше ему и не нужно, так как он в постоянных разъездах и никогда не ест дома… Я удивлена: все, что он рассказывал до сих пор, предполагало, что у него другой экономический статус. Когда я позже спрашиваю, где он остановился в Брюсселе, Виктор упоминает пятизвездочный отель. Между нами уже установилось определенное понимание, и он признается, что, поскольку организаторы мероприятия оплачивают только номер, то он купил на ужин фастфуд из «Макдональдса» и съел его, лежа на кровати и смотря фильм[90]. Затем он говорит мне, что приехал на автобусе. «Знаешь, люди думают, что если ты работаешь в сфере моды, то ты богат, но мы едим в „Макдональдсе“, как все, потому что мы на мели, мы все на мели, по крайней мере мне приходится экономить». Затем Виктор добавляет: «В моде все голодают, дизайнеры голодают. Но в то же время у нас красивая одежда, мы везде пьем шампанское, ездим в роскошные путешествия, останавливаемся в шикарных отелях». После минутного молчания он заключает: «Деньги есть, но они плохо распределены. Они всегда в одних и тех же руках».

Виктор признает неравенство, царящее в этой среде, критикует его, но не ставит под сомнение, потому что он, как и другие работники, которых я встречала за время моего исследования, усвоил идею, что «полная несправедливость» (по словам Карла Лагерфельда) — вот великое правило моды. Работники индустрии моды вращаются в мире роскоши, но они имеют лишь временный и частичный доступ к богатству, которое создают своим трудом и которое оказывается в распоряжении крошечного меньшинства. Они постоянно сталкиваются с экономической мощью индустрии моды и, следовательно, с неравным распределением благ. Однако эта асимметрия рассматривается не как свидетельство структурного неравенства, с которым нужно бороться, а как своего рода правило игры, еще интенсивнее подогревая желание освободиться, сорвав джекпот, что доказывает, что участники согласны с «полной несправедливостью».

Переход от гламурного образа, которому Виктор пытался соответствовать в начале нашей беседы, к заключительному признанию, что «в моде все голодают», является яркой аллегорией работы в этой среде. Подобные переключения — пространственное выражение правил игры: Виктор находится на вершине символической иерархии престижа, потому что пишет только для независимых журналов и не связан с коммерческими проектами. Отсюда его нестабильное экономическое положение, из‑за чего он вынужден жить на 15 квадратных метрах, питаться фастфудом, путешествовать на автобусе и зарабатывать на жизнь уроками английского языка — об этом он сам мне не говорил, но я узнала от других. Тот факт, что он ничего не рассказал мне о работе, которая позволяет ему зарабатывать на жизнь[91], говорит о том, что, соглашаясь с неравенством этого мира, люди стараются скрывать свое неустойчивое положение.

Столицы моды

В жизни работников моды роскошь и ее противоположность сосуществуют бок о бок. Однако рынок труда каждой столицы моды имеет свои особенности. Вот что мне рассказал Филипп о различиях между Парижем и Брюсселем:

Я думаю, что здесь, в Бельгии, намного меньше того безумия, которое есть в Париже. Париж в этом смысле вообще за гранью, даже Лондону до него далеко. Для Парижа характерен настоящей снобизм в этой профессии, который делает ее еще более недоступной, еще более жестокой, здесь всё «более». Здесь, в Бельгии, у нас нет такой конкуренции. У столицы нет такого имиджа, а у нас нет таких звезд. <…> Нет знаменитых дизайнеров, фотографов. У нас всего этого нет… И поэтому те, кто хочет подняться на ступеньку выше, едут в Париж. <…> Факт нахождения в Париже часто может помочь карьере, хотя жить там гораздо труднее. Причем вне зависимости от того, занимаешься ты модой или чем-то еще, кстати.

Хотя мир моды космополитичен и является глобализированной индустрией, в которой те, кто участвует в ее нематериальном производстве, постоянно находятся в движении, места, где базируются работники и где они живут, по-прежнему имеют для них значение. Ведь погружение в мечту всегда происходит вне дома и вдали от него, причем расстояние может быть как географическим, так и символическим: роскошный отель в Гонконге или Нью-Йорке, мишленовский ресторан на улице Сент-Оноре, вечер в отеле «Ритц». А дом, жилище — это, наоборот, место, о котором не принято говорить, это место, где человек постоянно озабочен своим материальным благосостоянием: оплатой аренды и счетов, покупкой продуктов питания.

Париж является символическим и материальным центром производства роскоши в мировом масштабе: имидж этого города — изысканность и богатство. Постоянное раздувание этого образа и пространственная близость к местам продажи и производства не только стимулируют потребление, но и создают иллюзию того, что раз это рядом, значит это у вас в руках. Репрезентация Парижа, продвигаемая, в частности, индустрией моды, похоже, заставляет местных работников этой сферы чаще, чем где-либо, приукрашивать, как это сделал Виктор в разговоре со мной, свой экономический статус, в то время