Книга Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неделю назад на Смолянку возвратились военнослужащие Николай Ухлов, Виктор Сурков и Юрий Питерский. Встретился с ними подпольщик в степи под Волновахой, когда ходил разведывать железнодорожный узел. Ребята рассказали, что были в окружении, потом — в концлагере. Бежали. Решили идти на Ростов. В хуторе Прохоровка учительница Евгения Аджавенко их накормила и переодела. Перебраться к своим посоветовала через Азовское море. Они добрались до Буденновки. Но лед на море уже потрескался, появились огромные разводья... И вот возвращаются в Прохоровку.
Шведов дал им адрес Марии, обещал помочь перейти фронт. Александр Антонович сказал, что не сегодня-завтра прибудет связник, и он отправит их вместе с ним. Однако связник не пришел, и Шведов указал им маршрут до передовой. Но там ребят задержали итальянцы и под конвоем повели в Енакиево. По дороге им удалось обезоружить и уничтожить охрану. Они возвратились в Сталине Теперь прячутся в подвале дома.
«Да, перейти стабильный фронт становится все труднее,— размышлял Александр Антонович.— Мужчин задерживают. Может, женщина просочится?»
Он ускорил шаги, нужно до комендантского часа перейти заводской мост и попасть к Борисову. Возле стадиона увидел женщину в черном пальто, с закутанной серым платком головой. Похожа на старуху, но походка порывистая, решительная. Это была Богоявленская. Она несла на Стандарт к Марии Ивановне Шаповаловой откатанные Соней Ивановой прокламации. Их дочери Рема и Нина учились в одном классе, они-то и свели вместе своих матерей. В последнее время Августа Гавриловна частенько заглядывала к Шаповаловой.
— Вот, прочтите и другим передайте. Но осторожно,— попросила подпольщица Марию Ивановну и положила на стол несколько небольших листков.— Жаль, от руки написаны. Видно, нет у них машинки. А достать почти невозможно.
Она потерла закоченевшие руки. Хозяйка предложила ей сесть у печки. Гостья не отказалась.
— Да, ни машинки, ни хлеба,— заговорила снова Богоявленская.— Что-то нужно придумать... Видела давнюю знакомую Феню Шалатонову. Она мастерица вязать варежки и чулки. А у Старковой с Птичьего есть шерсть, пойдем завтра торговаться.
С рассветом Августа Гавриловна направилась к Шалатоновой. Феня жила с тремя детьми в бараке за центральной поликлиникой. Рядом стоял разбитый трамвайный вагон. Богоявленская, как условились с Феней, три раза стукнула по облезлому корпусу. Шалатонова вышла, озабоченно оглянулась по сторонам.
— Зайдите ко мне... Нет, лучше здесь... Там двое пленных,— прошептала она и показала на барак, где немцы откармливали кур.— Ребят привела моя племянница Полякова. Но у меня их негде спрятать. Можно у вас?
...Коммунальный дом, в котором жили сестры Таня и Шура Поляковы, находился невдалеке от концлагеря на Стандарте. К их соседке приходили двое военнопленных, приносили фуфайки и просили обменять на хлеб. Вскоре привели своего товарища Женю Дмитриева. Парень познакомился с Поляковыми, стал навещать их, сказал, что пленный, но находится не в лагере, а работает штукатуром на конном дворе металлургического завода. Неделю назад в полночь Поляковы услышали условный сигнал. У двери стояли Дмитриев и двое незнакомых. Извинились за поздний визит. Назвали свои фамилии: Григорий Ломоносов и Михаил Волков, и попросили укрыть их до утра... А вчера парни напоролись на полицейского. Тот потребовал документы. Ломоносов засунул руку в карман фуфайки и, выхватив пистолет, крикнул:
— Вот мои документы!
Раздался глухой выстрел. Полицай упал замертво. Парни бросились наутек: Волков к стадиону «Металлург», а Дмитриев и Ломоносов на Стандарт. Задворками добрались до дома Поляковых. На рассвете Тоня отвела их к Шалатоновой.
Вечером Феня, Ломоносов и Дмитриев пришли на Нарпитовскую улицу в полуподвальную квартиру Богоявленской. Ребята назвали себя.
— У нас есть еще третий,— сказал Гриша.— Он сейчас прячется.
Оба худые, ключицы выпирают из-под сорочек. Августа Гавриловна, глядя на них, покачала головой и сказала сдавленным голосом:
— Кроме кипятка, ничего предложить не могу.
— Спасибо за крышу,— ответил Женя.— Заснем и увидим все, что полагается.
Парни остались жить у Богоявленской. Делали ночные вылазки, доставали еду. Через неделю привели Волкова. Он был в приличном зеленом френче и галифе, наглаженный, чистенький.
— Как денди лондонский одет...— начал было Дмитриев.
— Довольно дурачиться. Давайте о деле,— одернул его Ломоносов.— Августа Гавриловна, мы решили перейти фронт.
— По-моему, сейчас не время,— ответила она.— Фронт стоит, немцы начеку. Каждый метр простреливают.
— Вы так говорите, будто побывали там,— сказал Волков.
— Нам разумный совет дают,— снова заговорил Ломоносов.— Нужно обрасти мясом и запастись документами. А пока — разведка в городе и...— он не договорил, повернулся к Богоявленской: — Как подыщем место для перехода, так вас возьмем с собою.
— Я согласна,— ответила она. Подала ключ от квартиры Дмитриеву,— Пользуйтесь моей хижиной и готовьтесь к переходу.
...Как и Богоявленская, Шведов тоже был уверен, что через стабильный фронт пробиться почти невозможно. Сам в этом убедился: Ухлов возвратился назад, и связника до сих пор нет.
Он пришел к Кихтенко с чистым бланком немецкого паспорта. Его заполнили в присутствии Лии Наумовны. Занесли в графы приметы, написали, что она латышка.
— И все же из Сталино вам необходимо уйти,— сказал подпольщик.— Попадетесь на глаза подлецу — и паспорт не поможет.
— Может, уйдешь в село? — предложил неуверенно муж.— В Старобешево или Большой Янисоль.
— Еще больше подозрений будет к чужому человеку,— возразила Лия Наумовна.— И вообще, почему идти на запад? Нужно ближе к фронту.
— А если через фронт? — вставил Шведов.
— Я бы с удовольствием, но где его перейдешь?
— Говорят, что лучше всего в районе Славянска.
— Вы так думаете или знаете?
— Знаю,— твердо ответил он.
— Я согласна.
— Нужно повременить немного. Земля основательно протряхнет, и зелень появится. В лесу это очень важно.
Довольный, Шведов пошел к Тяпкиной. Всю ночь готовил шифровку. Не спала и Лия Наумовна, ей виделись родные лица красноармейцев, она свободно любуется высоким небом, дышит весенним воздухом среди дорогих и близких людей.
Утром Александр Данилович пошел на базар выменять кусок