Книга Дикие груши - Магомед-Расул Расулов

обмениваются на самые дорогие вещи. У Майсарат появились модные платья и дорогостоящие безделушки.

Майсарат никогда не думала, каким путем эти вещи попадают к Умалату. Есть ли что-нибудь непорядочное в таком ведении дел. И вот этот разговор вчера… Обвини Простушка Умалата в нечестности, она сразу же дала бы ей отпор. Она знает: Умалат не возьмет чужого, не обманет государство. Но ведь Простушка про это и не говорила. А все-таки получается, что Майсарат наряжается не на трудовые деньги, какие были, скажем, у ее родителей, а на доходы (сомнительные доходы, да, это было в интонации!) мужа…

Майсарат всегда жила со спокойной совестью и чувством, что ей немножко больше, чем другим, повезло в жизни. И вот, оказывается, дело вовсе не в везении, а в житейской ловкости ее мужа, в его умении жить, как теперь говорят. А она просто позволила себе быть куклой, которая ни о чем не задумывается и которую надо одевать в модные и дорогие вещи… А может, она все излишне драматизирует? Живут же многие вокруг так, что и не поймешь, откуда все берется. Нет уж, не годится самой с собой играть в прятки…

— Ты что не спишь? — спросил Умалат, проснувшись.

— Ничего, — ответила Майсарат, не в силах сдержать глухого раздражения.

— Болит?

— Не болит.

— Водички или лекарства?

— Спи, — сказала Майсарат и тут же испугалась, что он послушается ее и, поудобнее устроившись, опять уснет. Надо бы поговорить: сын спит, никто их не слышит и никто не может помешать. Вот только с чего бы начать и как получше все объяснить?

Она начала издалека, с их, казалось бы, обычного разговора в обеденный перерыв. Умалат внимательно слушал ее, опершись головой на руку и глядя ей прямо в глаза. Майсарат плохо видела в темноте его лицо, но ей казалось, она различала ту неопределенную улыбку, которая появлялась у него на губах, когда он был уверен, что наперед хорошо знает о том, что ему хотят поведать, и поэтому заранее готов ответить.

— Давай подумаем, — заговорил Умалат, немного помолчав после слов жены. — Что такое японский платок? Или чешский хрусталь, например?

Майсарат не ответила. Она не поняла, о чем говорит муж.

— Это, дорогая моя, тоже самое, что и дефицитные книги. Более того, теперь нет ничего дефицитнее хорошей книги. Такое пришло время. Люди все грамотные. Образованные. Их интересуют не дорогие вещи, а книги. Современная квартира интересна не хрусталем, коврами или импортной мебелью, а тем, какие и сколько книг в ней. Поэтому даже не очень любящие читать, норовят купить побольше хороших книг и поставить их на видное место. И еще. Ни японский платок, ни золотые украшения ничему не научат тебя, не дадут тебе доброго совета. Книги же — кладезь мудрости. И есть немало людей, которые все готовы отдать за хорошую книгу…

— Почему же ты тогда обмениваешь их на вещи?

— Да потому, что у нас излишек книг.

— И все-таки у меня такое ощущение, что мы делаем из книг свой бизнес. И кто-то остается обманутым.

— Напрасно, дорогая, напрасно. Обмен ведь добровольный. Каждый получает наиболее ему нужное. Значит, все справедливо.

— Но ведь книги обмениваются не по своей цене!

— А другие вещи, думаешь, идут по своей цене?

— Получается, вы все обманываете друг друга! А если случится беда?

— Не беспокойся понапрасну. Никто никогда не видел, чтобы я обменивал книги, а уж тем более — продавал их.

— Ну, а если кто-то из тех, кому ты доверяешь, подведет тебя?

— Как же можно меня подвести, если ничего недозволенного я не делаю — контрабандой не занимаюсь, дубленки не перепродаю, джинсами не спекулирую. Я работаю с книгами, и за это мне платят зарплату. Работаю разумно и имею полное право кое-что оставить для себя, и еще учти, хорошую книгу человек всегда может продать в букинистическом магазине, с разрешения государства, заметь себе. А там она стоит раза в три, а то и в семь дороже. Могу и я это сделать?

Майсарат ничего не ответила. Все это было логичным и правильным. Но сомнения оставались. Нет, он все-таки не захотел понять, о чем она говорила. Не первый раз, увы!

— Ну так, могу или не могу?

— Можешь. Ты все можешь…

— Пойми, я не такой дурак, чтобы торопиться за решетку, но зачем же жить хуже других, зачем же отказываться от своего? Знаешь нашу пословицу: «Мир — курдюк, а в середине нож, кто как сможет, тот так и отрежет».

Слезы навернулись на глаза Майсарат, и она ничего не могла с собой поделать. Она даже не понимала, почему ей так хочется плакать. Наверное, от того, что они с Умалатом не могут понять друг друга.

Умалат же почувствовал нежность к жене, наивной и простодушной, словно ребенок. И прежде чем опять заснуть, он поцеловал ее и ласково погладил по голове.

* * *

Майсарат работала участковым врачом в районной поликлинике и раз в месяц дежурила в терапевтическом отделении городской больницы. Возможно, характеры во время болезни проявляются особенно отчетливо, как бы освобождаясь от рамок, сдерживающих человека в привычной жизни. По крайней мере, Майсарат привыкла сталкиваться с людьми самыми разными. Среди них были люди огромного мужества и трусливые паникеры, легкомысленные, капризные, истеричные, терпеливые, мнительные… Майсарат привыкла быть одинаково ровной со всеми. Но привыкла, уходя, оставлять в больнице все свои заботы и беспокойства. И вот недавно, в очередное дежурство, она встретила женщину, заставившую ее задуматься о себе, о некоторых вещах, которые прежде ей не приходили в голову.

Этой тяжело больной женщине, можно сказать, обреченной, было не больше сорока пяти лет, и у нее было двое детей. К ней пускали посетителей только с разрешения дежурного врача. Вечером в кабинет к Майсарат ввалилась тяжело дышащая толстуха в красном пестром платье, с демонстративной, как подумала тогда Майсарат, косметикой на лице. В руках — красные гвоздики, молодежная белая сумка на длинном ремне. Бедняга уродовала себя, сама того не донимая. Ярко накрашенные глаза и нарумяненные щеки старили ее, делали смешной. Но держалась она уверенно и, видимо, чувствовала себя неотразимой.

Любезно поздоровавшись с Майсарат и извинившись, что пришла в неприемное время, она поспешила представиться:

— Я, золотко мое, активистка нашего ателье мод. Пришла по заданию месткома. Мы с Полиной вместе работали. Она была душой коллектива…

— Какая Полина, о ком вы? — перебила ее Майсарат.

— Да Спиридонова, у вас лежит.

— А что, больная от вас уволилась? — с вызовом спросила Майсарат, захлопнув папку с историей болезни, которую она до