Книга Три килограмма конфет - Нельма

На его губах появилась улыбка, не одна из числа раздражающих наглостью кривых усмешек, а настоящая, искренняя — достаточно было увидеть её один раз, чтобы потом уже ни с чем не спутать. Я продолжала смотреть на него, нахмурившись, однако не испытывала злости за эту странную выходку. Просто не могла найти ни одного вразумительного объяснения его словам и действиям, окончательно обескуражившим меня.

— Макс, привет! Что решили с тренировками? — Сходу спросил коренастый парнишка, возникший рядом с нами так внезапно, будто выпрыгнул из-под земли. Я без труда узнала в нём одного из игроков школьной команды по футболу, на год или два младше. Вроде, Вася или Валера. Или Ваня? Жаль, Иванов не обращался к нему по имени, потому что мне хотелось бы знать, кого упоминать в своих безудержных проклятиях.

Бесцеремонному парнишке «на В» стоило бы уделить внимание манерам и понять, насколько некрасиво прерывать чужой разговор. Даже если со стороны это не разговор вовсе, а скорее обмен взглядами под многозначительное молчание.

Пока Максим пытался отвязаться от паренька (или мне так показалось?), успела вернуться Наташа, выглядевшая не менее задумчивой, чем я. Мы вместе уходили из столовой, и мне пришлось огромным усилием воли подавить спонтанное желание обернуться напоследок, будто один последний взгляд на Иванова помог бы пролить свет на мотивы его поступка. А заодно объяснить и моё поведение, совсем не похожее на изначально предполагавшуюся попытку высказать ему собственное презрение и напомнить, что никакое перемирие не сможет изменить факт взаимной неприязни.

До конца дня мы больше не виделись. Я не могла дать этому событию однозначную оценку, ведь «плохо» означало бы желание встретиться с ним, что было далеко от действительности; но и «хорошо» стало бы обманом, когда меня сжирало любопытство разобраться, чего же он добивался.

Ворочаясь в своей кровати перед сном, я испытывала ощущение забавного дежавю: снова пятница, снова непредсказуемый поступок и снова целый ворох мешающих спать мыслей, в которых настойчиво встречалась одна и та же фамилия.

Глава 13. Про вскрывшуюся ложь.

Откровенно говоря, я всегда знала, что имею некоторые проблемы в общении с людьми. Это не громкое и пафосное заявление, за которым последует с десяток причин моей гениальности на фоне общего обывательского кретинизма окружающих, вовсе нет, это — признание собственных недостатков, помогающее составить хотя бы относительно адекватную самооценку и вовремя сделать всё возможное, чтобы максимально скорректировать данный недочёт в чужих глазах.

Наверное, неправильно было бы утверждать, что я не люблю людей. Я просто их боюсь, при каждом новом знакомстве чувствую себя примерно так же, как если бы оказалась заперта в клетке наедине с диким животным. Вот плотная, морщинистая серая кожа, короткие толстые ноги с копытами, вытянутая морда с сидящим на кончике большим рогом и ещё одним следом за ним, чуть поменьше; я знаю, что это носорог, могу угадать, чем он питается и какой примерно образ жизни ведёт, но внутри всё сводит от страха, ведь я никогда не узнаю, что он захочет сделать в следующую секунду.

А вот коренастый паренёк с простым именем, начинающимся на букву «В». Он стоит прямо напротив, и теперь я вижу: несмотря на кажущуюся нескладность, ростом он выше на голову, а один удар не по-возрасту громадной ладони наверняка может отправить в нокаут даже человека раза в два тяжелее меня. Оглядывая помещение кабинета за моей спиной, он трёт нос, кончик которого покраснел и слегка шелушится (грипп, ОРВИ или, маловероятно, аллергия?), и жуёт жвачку, разнося ядрёно-мятный запах за метр от себя, — верный признак курильщика. Я вполне достаточно знаю о нём и даже могу сделать предположения о его привычках, но я не представляю, что он собирается сделать в следующий момент, и это очень меня пугает.

Возможно, это прозвучит ужасно, но человеческие поступки всегда казались мне даже более непредсказуемыми, чем поведение животных. Люди нападают и делают другим больно, чтобы получить от этого удовольствие, стоит им лишь почувствовать слабость соперника; не обязательно истекать кровью или находиться на последнем издыхании, чтобы группка скучающих подростков решила разодрать тебя в клочья, хуже стаи гиен. Поэтому необходимость общения, особенно с незнакомцами, вызывает у меня приступ острой паники.

Паренёк загородил своей фигурой выход из моего класса, застыв прямиком в дверном проёме, и выглядел очень растерянным, а я терпеливо ждала, когда же он соизволит сдвинуться и выпустить меня в коридор. Низ живота сводило резкими спазмами, отдающимися ноющей болью в пояснице, в ладони была зажата таблетка обезболивающего, для приёма которого мне так необходимо скорее попасть к кулеру, но страх превалировал над всем, вынуждая меня стоять как вкопанной и надеяться на его сообразительность, вместо того чтобы просто попросить отойти.

Вот что я имела в виду, говоря про некоторые проблемы в общении.

— А здесь какой класс? — слегка охрипшим голосом (значит, всё же простуда) спросил «Вэ», кажется, только секунду назад заметив меня, нерешительно переминающуюся с ноги на ногу в паре шагов от него.

— Одиннадцатый А.

— А где Иванов? — из меня непроизвольно вырвался шумный, обречённый вздох и захотелось показательно хлопнуть по лбу ладошкой. Или всё это тайный сговор учеников за моей спиной с целью окончательно убить мою расшатанную нервную систему, или у судьбы нынче очень дурное чувство юмора.

— Пойдём, покажу, — ответила я, испытывая сильное раздражение от собственного же альтруистичного порыва помочь этому остолопу. Впрочем, меня ощутимо приободрила возможность совсем скоро принять спасительную таблетку, ведь он сделал шаг в сторону, наконец освобождая проход, и позволил мне буквально выпорхнуть из кабинета.

Наверное, мне стоило порадоваться тому, что идти никуда так и не пришлось: сделав всего лишь несколько опрометчиво быстрых шагов вглубь коридора, я чуть не врезалась в спешившего куда-то Максима, успевшего затормозить за мгновение до нашего возможного столкновения и схватившего меня за локоть, не позволив упасть. Но о какой-то выгоде от нашей внезапной встречи я подумала в последнюю очередь, а перед этим резко отскочила от него, как от огня, и сама же смутилась столь необоснованно бурной реакции.

— Это к тебе, — буркнула я, махнув рукой в сторону оставшегося чуть позади паренька и усердно стараясь не смотреть на лицо Иванова, сосредоточившись на кончике его галстука.

Именно этим галстуком я бы с огромным удовольствием его придушила, потому что за несколько прошедших дней он успел прилично меня достать. Снова. И если ещё в минувшую пятницу я самонадеянно считала, что бутафорское перемирие ничего существенно не изменит и выступит только прикрытием для привычного обмена подколками наедине, то уже сегодня готова была признать катастрофическую ошибочность таких суждений.

Воспоминания о былых временах вызывали чувство тёплой ностальгии, и я начинала по-настоящему скучать по спокойным размеренным дням и редким неприятным встречам с Максимом. Теперь мне казалось, что он повсюду рядом, следует по пятам, как моя тень, и это можно было бы вытерпеть, будь эта тень безмолвной. Но нет же! Мы сталкивались около ворот, в раздевалке, в коридорах и столовой по десять раз на день, и каждый такой случай он считал своим долгом сопроводить какими-нибудь шуточками, обычно сводившимися к моей неуклюжести (а то я сама о ней не знала) или попыткам сбить его с ног и таким образом отомстить за случай на поле (кстати, стоило бы принять во внимание такую отличную идею).