Книга Волшебница на грани - Лариса Петровичева

— Ты под зернами? — спросил Анзор. — Хилла всемогущий и всемилостивый! Я прочел в газетах, что ты умер!

— Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными, — улыбнулся Генрих. — Да, мы под зернами, вечером их надо обновить, но мы не станем. Ну что, Анзор? Найдется у тебя уголок для старого друга?

— Еще бы не нашелся! — воскликнул Анзор, и в его глазах заблестели слезы. Он поднялся, обнял Генриха, и некоторое время они стояли просто так, радуясь друг другу. Я смотрела на них, улыбалась, и мне снова стало спокойно.

Мы у тех, кто не хочет снять с нас шкуру. Есть, чему радоваться.

Анзор отвел нас в номер на втором этаже. Когда мы поставили наши саквояжи на пол, то он поинтересовался:

— Рассказывайте, что вам принести, кроме кофе. Обед будем подавать через час.

— Мне понадобится платье, — сказала я и подумала, что Анзор не сможет не улыбнуться. Однако он остался совершенно серьезен и лишь кивнул.

— Сделаем по последней островной моде.

— А мне нужна подшивка газет, — произнес Генрих, и я почувствовала, как дрогнул его голос.

Пусть он отказался от короны. Пусть он решил не сражаться — он все равно остался собой. Генрих был настоящим принцем — а это не просто корона на голове. Это еще и любовь к своей стране, а Генрих любил Аланберг и тяжело переносил разлуку.

«Однажды ты привыкнешь», — с грустью подумала я.

— И вот еще что, — добавил Генрих. — Есть ли на островах врач по имени Эрик Эрикссон?

— Конечно! — ответил Анзор. — Он всегда у нас обедает и ужинает. Как раз и познакомитесь. Старина Эрик вам понравится.

Кажется, у нас с Генрихом было одинаковое выражение лиц, и Анзор осекся.

— С ним что-то не так?

— Мы должны на него посмотреть со стороны, — сказал Генрих. — Так, чтобы он не заметил.

К чести Анзора надо было сказать, что он, кажется, никогда не спорил.

— Сделаем в лучшем виде, — произнес он. — Есть у меня один способ.

Глава 7

Комната, в которую нас отвели, оказалась маленькой, но очень чистой. Даже цветы стояли на столике, а в уборной я увидела подставку с ароматической пирамидкой — я так поняла, что в нынешних местах это было что-то вроде президентского люкса. Когда Анзор закрыл за нами дверь, я сняла пиджак и почти без сил вытянулась на кровати.

— Устала? — понимающе спросил Генрих. Я кивнула, чувствуя, как по всему моему телу бродят волны. Голову медленно наполнял далекий гул.

— Устала, — ответила я. — Кажется, зерна прекращают действовать. Скоро буду собой.

— Ты тоже чувствуешь это движение? — Генрих ослабил галстук, бросил взгляд в крошечное зеркало и покачал головой. — Надоело мне ходить таким бородачом.

Я не могла с ним не согласиться. Мне тоже надоел мужской облик. Хотелось поскорее стать собой и не вздрагивать при виде своего отражения.

— Ну, у нас еще есть время. Обед через час.

Генрих дотронулся до лица — его правую щеку вздуло так, словно он засунул туда грецкий орех. Пузырь опал, и я увидела, как тают борода и волосы.

Генриха окутало туманом — такие же белесые дымные пряди закрутились возле меня, и сквозь мужскую руку начали проступать очертания моей собственной руки.

Генрих рассмеялся.

— Вовремя же мы успели спрятаться! — заметил он. — Представляешь, если бы превращение началось на людях?

— Наверно, поэтому зерна Геккеля не убирают далеко, — сказала я. Вот ко мне вернулись мои руки — и сразу же накрыла волна вязкой слабости, как при гриппе, когда лежишь и не можешь пошевелиться.

Генрих почти рухнул на кровать рядом со мной. Я протянула руку, нашарила его ледяные пальцы. Ну ничего, это все недолго, скоро закончится действие зерен, и все будет хорошо…

— Дьявольщина, — выдохнул Генрих. — Это как будто я подхватил легочную жабу…

Ничего хорошего, судя по названию. Я старалась дышать глубже, тело покрывалось потом, и комната медленно вальсировала перед глазами. Да, Ланге правильно поступил, выбрав пластическую хирургию. Один раз отмучился, а потом живешь себе, не думая о том, когда принимать зерна и сколько будет стоить пополнение запаса.

Постепенно качка прекратилась. Комната замерла, перестав трястись и плавать. Я дотронулась до своего лица и с удовольствием обнаружила, что теперь оно принадлежит Людмиле Захаровой, а не копии Чехова. Я обернулась к Генриху — теперь он тоже был самим собой.

Я вздохнула с облегчением. Генрих поднялся с кровати, налил воды в стакан и протянул мне. Я схватилась за него так, словно не пила дней десять.

— Милли, — сказал Генрих. — Я тебе говорил, что ты прекрасна?

Я невольно рассмеялась, и он тоже улыбнулся.

— Ну, той ночью в доме доктора Кравена, — ответила я. — Тогда ты сказал много всяких вещей. И я им даже поверила.

— Правильно сделала, — улыбнулся Генрих. Слабость и тошнота улеглись, и я смогла сесть; он обнял меня, и я подумала, что могла бы сидеть вот так всегда. Чтобы было спокойно и тихо, чтобы Генрих обнимал меня, чтобы я понимала, что не одна на белом свете…

— Милли, — Генрих дотронулся до моей щеки, словно хотел убедиться, что я — это я. Его улыбка сделалась еще теплее. — Как же я рад тебя видеть, ты просто не представляешь!

До обеда был почти час. И мы потратили это время с пользой и с удовольствием.

Потом, когда мы уже успели одеться, заглянул Анзор — принес огромный бумажный сверток с женской одеждой для меня. Я нырнула в уборную, чтобы переодеться, и услышала, как Анзор говорит:

— Да, дружище, это ты. Теперь-то я точно вижу.

— Это я, — ответил Генрих. — Как там Эрик Эрикссон, еще не появился?

— Еще нет, придет ровно через восемь минут, — сообщил Анзор. — Он страшный педант, по нему можно сверять часы. Мы сейчас с тобой пройдем на кухню, там есть небольшое окошко, которого не видно из зала. Миледи! — произнес он уже громче. — Вам лучше пока подождать здесь. Чем меньше толкотни где бы то ни было, тем лучше.

— Да, я тоже так подумал, — согласился Генрих. — Милли, подождешь меня здесь?

— Подожду, конечно, — откликнулась я, застегивая блузку. — Но только если мне принесут сюда обед.

— Принесут, разумеется! — рассмеялся Анзор и они с Генрихом вышли в коридор.

Я вернулась в комнату, выглянула из окна — солнечная улица показалась мне почти веселой. Да, район, конечно, был убогим, но что поделать? Выбирать нам с Генрихом не из чего. Почему, интересно, Ланге обедает именно здесь? Если он по-прежнему врач, который имеет практику, логичнее было бы ходить в какой-нибудь ресторан вроде тех, мимо которых мы проезжали в приличном и дорогом районе.