Книга Волшебница на грани - Лариса Петровичева

— Помню.

Мне захотелось взять его за руку. Утешить. От Генриха сейчас веяло настолько глубоким одиночеством, что у меня замирало сердце. Я представила тот платок, о котором думала перед общением с полицией и Эбернати, и мысленно набросила его на голову Генриха.

Пусть успокоит. Пусть приглушит его боль.

— Знаешь, я никогда не верну себе корону, — сказал Генрих, и в его голосе не было ничего, кроме спокойной усталости. — Для народа Аланберга я все равно буду самозванцем. Ненавистным, к тому же, если придется убирать их любимого Олафа.

Он сделал паузу и добавил:

— Я это окончательно понял, когда мы сидели в саду у доктора Кравена. Помнишь?

— Помню.

Мне было жаль его. Мне было невыносимо его жаль.

— Генрих, — сказала я. — Что я могу для тебя сделать? Как я могу тебе помочь?

Он посмотрел на меня с тоской и любовью.

— Знаешь, я так рад, что Андерс вытащил тебя в наш мир, — ответил он и грустно улыбнулся. — Без тебя я до сих пор сидел бы в камере… меня, возможно, уже перестали бы кормить. Я теперь не один, Милли, это невероятно важно. Ты даже не представляешь, насколько.

— Представляю. Я ведь в чужом мире. У меня тут никого нет, кроме тебя.

Некоторое время мы молчали. Доев грушу, я со вздохом спросила:

— Что же нам теперь делать?

Да, корону он не вернет, значит, надо решать, как быть дальше. Мы ведь не одни. У нас есть друзья, на которых мы сможем опереться. Отец Лукас, доктор Кравен…

— Искать Ланге, что же еще? — улыбнулся Генрих, но улыбка была печальной. — Найдем его и отправим марвинцам его голову. А потом я бы хотел вернуться к доктору Кравену и пообщаться с ним по поводу изменения внешности.

Я не знала, что сказать. В голове сделалось холодно и пусто.

— То есть, ты покажешь им, что выполнил заказ? — уточнила я. — Но тогда они увидят, что ты жив, и не оставят тебя в покое. Нас будут искать.

— Будут, — кивнул Генрих. — Но не найдут, в этом я уверен.

Я не стала спорить. Уверен, так уверен. В конце концов, мир велик, и два маленьких человека всегда найдут в нем место, в котором их никто не достанет. Особенно если над их внешностью поработает специалист уровня доктора Кравена.

— Но сначала мы разгадаем все загадки, — сказал Генрих. — Кто создал ту пушку, которая пробила магический щит Аланберга, как с этим связан Левенинский королевский дом, и какие у него отношения с доктором Ланге.

Он был прав — это обязательно нужно сделать. Иногда можно оставить загадки за спиной, но однажды они обязательно ударят в эту спину. Через год, через десять лет, но ударят.

— Я с тобой, — негромко сказала я. — И жду не дождусь, когда сниму эту личину, чтобы ты в этом убедился.

Генрих улыбнулся.

— Значит, все будет хорошо, — ответил он. — Я в этом даже не сомневаюсь.

Острова святого Брутуса были похожи на зеленые пирожки, которые кто-то разбросал в море, щедро утыкал разноцветными домиками и натянул между ними рельсы канатной дороги. Таможни здесь не было; сойдя с корабля на самом крупном острове и миновав вокзал, мы вышли на стоянку экипажей, и я спросила:

— Ты когда-нибудь бывал здесь?

— Да, выдался однажды случай, — ответил Генрих. — Поедем сейчас в одно очень интересное место. Там никто не обратит внимания на то, что в комнату вошли бородатые джентльмены, а вышла девушка с молодым человеком.

Логично. Раз уж мы ушли от Бринна, как тот колобок от дедушки, то можно вернуть себе привычный вид. Я до сих пор с трудом сдерживала смех, когда смотрела на Генриха и видела Льва Николаевича.

Но меня не переставало удивлять то, насколько разных людей знал принц Аланберга. Кажется, у него были знакомые в любой стране и в любом слое общества.

Экипаж быстро проехал мимо квартала с дорогими магазинами, который утопал в зелени и роскоши, миновал белую набережную с гуляющими барышнями и господами, которые увивались за ними, оставил позади несколько совершенно непримечательных улиц с одинаковыми домами и постепенно оказался в самых настоящих трущобах. Кривенькие домишки, слепленные, кажется, из мятых коробок, чумазые дети в пыли, какие-то подозрительные типы, которые проводили экипаж весьма неприятными взглядами…

— Ты с ума сошел? — негромко спросила я. — Да нас тут выпотрошат, как только мы остановимся!

Не знаю, как Генриху удалось сохранять совершенно невозмутимый вид. Не хотелось думать, что он не понимает опасности. Экипаж остановился возле двухэтажного здания — на круглой вывеске красовалась мышь в поварском колпаке, державшая половник над дымящимся котелком — и Генрих спрыгнул на землю и сказал:

— Нам не о чем волноваться, дружище! Нас тут встретят в лучшем виде.

Я решила не спорить. Пока.

Гостиница называлась «Повар Поль» — видимо, так звали ту мышь в колпаке — и внутри оказалась намного приличнее, чем снаружи. Первый этаж занимала едальня, на втором, как я поняла, располагались комнаты. Пока за деревянными столами почти никого не было, лишь пара оборванцев сидела над здоровенными пивными кружками. Увидев нас, один из них откинулся на спинку скамьи и нарочито громко осведомился на фаринтском с ужасающим акцентом:

— Фу-ты, ну-ты, откуда же к нам прилетели такие жирненькие птички?

Мне стало еще тревожнее: как правило, жирных птичек ощиплют, выпотрошат и съедят. И выбросят в канаву то, что осталось.

Генрих даже не обернулся. Прошел к стойке, несколько раз хлопнул по ней ладонью и крикнул:

— Ah-haan mun ja, Anzor-ho!

Оборванцы даже сели ровно. Один сделал глоток из кружки, второй, перегоняя языком зубочистку из одного уголка рта в другой, быстро забарабанил пальцами по столу. Со стороны кухни появился невысокий господин в белоснежном халате — черный, со сверкающей лысиной и множеством шнурков на запястьях и подвесок на шее, он производил впечатление сказочного джинна, который вынырнул из лампы, чтобы выполнить наши желания.

«Анзор, — подумала я. Чужая речь вливалась в меня прохладной водой. — Его зовут Анзор».

— Добрый день, — со сдержанным достоинством произнес Анзор. — Что угодно господам?

— Угодно распить пинту черного пива с вяленой свининой, глядя на Барванийскую бухту, — ответил Генрих, и я поняла, что это пароль. — И поговорить о том, сколько стоит жизнь бедолаги, который влюбился во фрейлину при аланбергском дворе. Не больше монетки, которую он носит на шее в память о старом друге.

Анзор застыл, словно налетел на невидимое препятствие. Медленно поднял руку, дотронулся до виска и едва слышно проговорил так, будто сам себе не верил:

— Генрих?

Генрих кивнул и похлопал его по плечу.

— Как дела, дружище? — спросил он. Анзор сел за стол, не сводя с нас взгляда, пытаясь заглянуть под личину и увидеть лица. Потом он махнул оборванцам, те поднялись, поклонились нам и были таковы.