Книга Время мушкетов - Денис Юрин

– Вон он, вон тот толстяк… глянь! – рука охотника опять затеребила старческое плечо. – Это барон Герон Контульсийский, вожак имперцев!

Патриуну пришлось тоже подняться с места, чтобы увидеть за имперским столом лысого толстяка, обнимавшего за плечи двух довольно симпатичных девиц. Дамочки служили захмелевшему обжоре и сластолюбцу вместо рук: блондинка потчевала его вином из высокого кубка, а рыжеволосая веселушка подносила ко рту хозяина зелень и мясо.

– Маркизы Онветты Руак нет, и вообще альтруссцев сегодня не очень много, наверное, по лесам разбрелись, – проинформировал Аке и перевел взгляд на столы, за которыми восседали филанийцы. – Кстати, девка что надо: и собой хороша, и белку в глаз со ста шагов бьет. Жаль, что альтрусска, не люблю я их…

Патриун улыбнулся. Старик понимал, как колониальная знать обманула неискушенных в политике охотников, обвела вокруг пальца, рассказав старую, как мир, и лживую, как покупная любовь, сказку о равенстве, братстве и, конечно же, свободе выбора собственной судьбы. Рядовые члены общины искренне полагали, что они вольные люди, а на самом деле их вожаками были дворяне. Патриун не удивился бы, если бы старшим среди филанийцев оказался какой-нибудь граф или маркиз.

Игры в демократию тем и хороши, что позволяют без особых затрат сил и средств управлять огромной массой народа и при этом ханжески делать вид, что решения принимаются коллективно. При такой постановке вопроса жестокие узурпаторы превращаются в любимцев-избранников, демагоги – в мудрых ораторов, а безжалостные палачи надевают маски самоотверженных вершителей общественной воли. Дракон видывал подобное уже не раз, это была всего лишь очередная картинка из увлекательного альбома «Попаразитируем, господа, на глупости простолюдинов!»

– Странно, маркиз Вуянэ тоже сегодня не тута, а должен быть! Ему же людей называть надоть, кому на пограничье идти, посты подменять…

Вожаком филанийского клана оказался маркиз Вуянэ. Аке поразило его отсутствие, а вот Патриун расстроился, как он сам не угадал имя лидера самого крупного клана. Пресловутый маркиз играл важную роль в жизни колониальной столицы и, как следствие, был причастен ко многим событиям, например, к «проклятию древних богов», нависшему над Индорианской Церковью.

«Понравилось маркизу добротное строение храма, присмотрел он его для общины своей, а тут как раз и лжешаман появился… какое совпадение!» – рассмеялся про себя священник и, поступив по примеру охотника, хлопнул его по плечу, но только не ладонью, а клюкой.

– Послушай, дружище, стар я уже стал для ночных посиделок, в сон клонит. Патриун зевнул, убедительно подтвердив, что силы старческого организма на исходе. – Час поздний, по домам пора. Те в какую сторону?

Казалось бы, простой вопрос привел бородача в замешательство. Аке смущенно нахмурил лоб и как-то осунулся.

– Здеся я переночую, некуда мне идти. Месяц назад в Марсолу прибыл, домом еще не обзавелся. Здесь многие так… пока перебиваются.

Патриун спросил неспроста, он уже понял, что у большинства охотников не было ни кола, ни двора. Имеющие хоть и захудалое, но собственное хозяйство мужики трудны на подъем, они неудобный материал для войны и заговоров. Замыслившие отнять у короля власть над новыми землями дворяне специально создали такую ситуацию, чтобы охотники не уходили из общины. Мастера лесного ремесла даже жили под одной крышей, естественно, когда не бродили по лесам и не охраняли пограничные рубежи. Технически организовать такое возмутительное безобразие было просто. Сначала охотник уходит на промысел, а когда возвращается с добычей, община отбирает у него большую часть шкур в обмен на выпивку и приют. Построить дом самому не хватает ни времени, ни сил, ведь охотнику надо или снова отправляться в лес, или заступать в дозор на границе.

– Можешь со мной пойти. Приехал только сегодня, но о домишке заранее позаботился, – не врал, а всего лишь говорил полуправду священник, пока утаивая, и кто он на самом деле, и что у него за дом.

– Не знаю, – повел плечами смутившийся Аке, – как-то энто того… щедро.

– Не боись, не щедро, – рассмеялся Патриун. – Я ж те его не дарю, а только пока пожить приглашаю. А что? Мужик ты достойный, с собою ничего не утащишь, да и вдвоем сподручней проживать будет. Воды принести, дровишек наколоть, мне такие забавы уже не с руки, да и отлучаться сподручней будет. Мы вон, когда с тобой собеседничали, я от мысли дурной никак отделаться не мог, что пока я пиво пью, ворье в домишке моем по сундукам озорничает. Добра ценного у меня нет, но все равно неприятно, ведь еще и поднагадят ради забавы, паскудники.

– Ну, если так… – Аке был обрадован приглашением, но стеснялся показать свои чувства. – Коль шкура лишняя у тя есть, то я на ней и приютился бы…

– Шкуры нет, зато есть широкая кровать, чистое белье и свободная к… Комната.

Старик чуть было не проговорился и не произнес «келья». Преждевременное разъяснение, что жилье – это здание старой, тесной церквушки, могло отпугнуть здоровяка. Получив вместо ответа легкий кивок головой, Патриун бросил на бочонок пару серебряных монет, случайно найденных в опочивальне аббата Курвэ, и направился к выходу. С тоскою во взоре огладив на прощание милый бочонок, прослуживший ему несколько дней и столом и кроватью, охотник собрал в котомку скромные пожитки и последовал за стариком.

* * *

После гама и грохота шумного застолья так приятно оказаться в упоительной тиши ночи. Даже холод и ветер, извечные враги стариков, не терзали дряхлое тело священника. Патриун и его новый товарищ не спеша брели по пустынным улочкам ночной Марсолы и, не сговариваясь, хранили молчание. К чему говорить, если темы пока исчерпаны. Конечно, охотник мог поведать кое-какие нюансы жизни в столице новых земель, но ответов на первостепенные, самые важные на данный момент вопросы он не знал. Прежде всего, священника интересовали подробности о вожаках кланов, называемых охотниками на древний манер дружинами. Ни с одним из троицы дворян, решивших позаигрывать с чернью, Аке не был близко знаком. Он их видел издалека на общинных сборах и ни разу даже не стукал своей пивной кружкой по их хрустальным бокалам. О тонкостях отношений общины с губернатором и с комендантом Аке тоже не ведал, разве что знал, что и первое, и второе лицо колонии весьма благосклонно относятся к организации вольных стрелков, считая ее очень-очень надежным союзником при решении как силовых, так и иных вопросов.

О смерти священников Патриун не услышал на сборе ни слова, о ней просто забыли, как о любом рядовом событии, неспособном удержаться в памяти обывателей долее пяти дней. Немного обнадеживало, что охотники – еще далеко не все жители Марсолы, и, судя по реакции наиболее скептично смотревшей на вопросы духовности группы лиц, нельзя было оценивать отношение в колонии к Индорианской Церкви в целом, но то, что лесному люду позволили устраивать пиршества и гуляния в святилище, уже говорило само за себя. Если бы священник провел с утра мессу, то вряд ли на призывный звон церковного колокола собралось более двух-трех десятков старушек. Позиции индориан заметно ослабли, но аббата Курвэ и его почивших помощников нельзя было за это журить, не говоря уже о том, что искать виноватых – самое последнее дело. Мучил отца Патриуна и вопрос, зачем его послали на новые земли и какие указания ему должен был передать при встрече аббат? Состояла ли его миссия в возрождении Веры на лесном берегу, в предотвращении назревающего мятежа или в чем-то ином, более важном как для Церкви, так и для филанийского двора?