Книга Любовь насмерть - Анна Данилова

Я позвонил Саше Коневскому, сказал, что хочу расслабиться, пригласить всех, оттянуться на славу.

– Старик, ты вернулся! Как я рад!!! Нисколько в тебе не сомневался! Я мигом!

С его помощью мы собрали всех! Вообще всех, что удивило и порадовало меня несказанно! Должно быть, поэтому первая рюмка водки, которая пролилась в мое горло как лекарство от всех моих волнений, чуть не сшибла меня с ног. Правда, это чувство какого-то ненормального ликования и радости длилось буквально несколько минут.

В бар набилось столько моих товарищей и знакомых, что между столами негде было протолкнуться, и Ольга, бросая на меня нежные и в то же самое время заговорщические веселые взгляды, с трудом протискивалась между стульями, разнося на подносе тяжелые кружки с пивом и закуску. Просто заправская официантка! Понятное дело, что курили – курить было позволено всем! Поэтому вскоре под потолком, украшенным по периметру деревянными темными полками, заставленными старинными фонарями да немецкими расписными пивными кружками, зависло сизое облако густого табачного дыма.

– Марк, – Илья Занозов был еще трезв и способен удержать стакан с самогоном, – ты не представляешь, как мы все рады тебя видеть! Так, мужики?

Он обвел счастливым взглядом всю притихшую по поводу его речи компанию, и толпа заревела хором: «Так!» – зазвенели стаканы и кружки. Слышались обрывки разговоров, успевших завязаться за столами: «Обыск… мать их… нашли кого обыскивать!», «Ну все, Марк вернулся, слава тебе господи!», «Да никто не поверил в то, что это он Макса… Бред сивой кобылы!»…

Я, обеспечив всех выпивкой, подсел к самому большому столу, готовый ответить на все вопросы моих приятелей. К нам подтянулись и остальные. И хотя мужские взгляды время от времени все же скользили по изящной фигурке Ольги, по-хозяйски звенящей посудой за барной стойкой, все равно всем было интересно и кто такая Ольга (предварительно заручившись ее согласием, я рассказал всю правду, тем более что в ней не было ничего криминального) и каким образом я попал под подозрение следователя.

– Твою машину угнали? В тот же вечер? Мать твою! Ну, это точно кто-то из наших. Это же надо знать, где находится твой гараж, а главное, что ты ночами слушаешь музыку! Наши все точно об этом знают!

– Как не знать, когда придешь, бывало, за водкой после закрытия, и хрен достучишься-дозвонишься до тебя. И видно в окно, что ты в баре, свет горит, ты подметаешь или еще что, а музыка орет так, что так и хочется кирпичом в окно зарядить, чтобы ты услышал нас наконец!

– Нет, и, главное, машину вернули на место! Все чин-чином! Значит, точно чтобы попала в объектив камеры! Кому-то, старик, ты крепко насолил.

– Да это московские, я всех наших знаю, никто бы так не поступил с тобой.

– Марк – респект и уважуха! За тебя, Марк!

– А это кто?

– Да это подружка Макса, непонятно, правда, чего он ее прятал. Кристальной души человек был, светлая ему память…

– Говорят, Зойка сильно по Максу убивалась, ночью пролезла к нему в дом, ну ты помнишь, она тогда еще литр на грудь приняла, думаю, привидение увидела, вот и случился инфаркт…

– А может, Макс жив?

– Ты идиот, что ли?!

– Да просто она любила его по-настоящему, пришла к нему, все вспомнила, женское сердце – не камень, вот и не выдержало…

– Пусть ей земля будет пухом!

– А та девица точно не из наших, следователь же всем тогда показывал ее фото – никто ее не знает.

– А может, врут. Молодая, красивая, может, из ревности пристрелили… Привезли в глухое место, может, и не знали, что здесь в лесу люди живут, и убили…

– Точно, московские приезжали…

– А ты откуда знаешь?

– У меня всю ночь видеорегистратор работал, я парня одного засек, он как раз по той аллее шел. Может, и не обратил бы внимания, если бы не эти убийства…

И тут за столом стало тихо. Все повернули головы в сторону Михаила Птицына, нашего корифея, художника-иллюстратора детских книг, седовласого полного мужчины в джинсовой жилетке, надетой поверх красной футболки. Его добродушное розовое лицо, изъеденное запущенной еще детской ветрянкой (об этом знали все), вызывало доверие и симпатию. Он часто заглядывал ко мне в бар, любил виски, но никогда не напивался, подолгу сидел, слушая музыку или разговоры своих приятелей, после чего, такой сияющий и улыбчивый, всегда в прекрасном расположении духа, уходил. Дома его ждала такая же милая и приятная жена Лара, румяная кудрявая брюнетка, переводчица с болгарского и сербского. Пара была бездетна, но по-своему счастлива. Их все здесь у нас любили и уважали. Лара пекла изумительные яблочные пироги, и почти каждый вечер в их уютном доме чаевничали гости.

– Видеорегистратор? – словно проснулся Фима, до этого молча наблюдавший со своего места за всей компанией. – И у вас сохранилось видео?

– Ну да, конечно.

– Миша, а что же ты не показал его следователю? – спросил Саша Коневский, хмуря брови.

– Да потому что интересующая вас сейчас запись была сделана примерно за пару дней до убийства. Согласитесь, вряд ли этот молодой человек мог иметь отношение к этому преступлению. Но, повторю: прежде я его здесь никогда не видел. А я человек внимательный, у меня отличная зрительная память. Я знаю в лицо практически всех обитателей нашего поселка и их родственников, друзей. Я коллекционирую интересные физиономии. – Он вдруг расхохотался. – Вы просто не знаете, что почти всех вас я увековечил, обессмертил в своих книжках!

– Меня, наверное, изобразил, как Кощея Бессмертного, да? – Коневский перестал хмуриться и теперь смотрел на Птицына, любуясь. – Или как престарелого вампира.

– Нет, Саша, тебя я сделал волшебником. – Михаил, склонив голову набок, внимательно посмотрел на Коневского. – Когда выйдет книжка, я тебе ее подарю.

Я заметил, как неподалеку от меня присела на стул Ольга. Вид у нее был сонный. Она явно устала, возможно, переоценила свои силы. Все-таки была уже ночь.

– Добрым волшебником или злым? – продолжал развивать никому не интересную тему Коневский.

– Да хватит вам! Пусть лучше покажет запись!

– Давай, Миша, не томи уже!

И телефон с видеозаписью пошел по рукам, все рассматривали какую-то темную движущуюся муть на экранчике, дошла очередь и до меня, я взглянул и тотчас почувствовал, как кровь прилила к голове, и меня замутило. Фима выхватил телефон из рук и уставился в него, злясь, как я полагал, на то, что в его руки запись попала в последнюю очередь, хотя должно было быть наоборот. Однако он оказался предпоследним, потому что спустя пару минут в какой-то странной тихой задумчивости он сам машинально передал телефон следующему человеку, находящемуся рядом с ним, и им оказалась Ольга.

Я так никогда и не узнаю, заметил ли кто-нибудь, как по ее вмиг побледневшим щекам потекли слезы. Она сидела, держа в руках телефон, смотрела на него и, скорее всего, не верила изображению.