Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царский двор возвратился на Босфор, а Италия вернулась к собственным проблемам. Наиболее серьезной из них оставались лангобарды. Их становилось все больше; они неуклонно усиливались и при этом бросали жадные взгляды на соседние территории. Продвигались они медленно, так как экзархат представлял собой относительно надежный рубеж, однако давление на границы никогда не ослабевало. Шаткое равновесие сохранялось до конца столетия, а в 726 г. разразился кризис, в ходе которого император Лев III[110] приказал уничтожить все иконы и изображения святых в своих владениях в рамках борьбы с идолопоклонством.
Это пуританство императора, однако, ни в коей мере не являлось революционным новшеством. Ни иудаизм, ни ислам не позволяли использовать картины или изображения; в менее отдаленные времена только в Англии произошло два серьезных восстания иконоборцев — при Эдуарде VI в XVI в. и вновь — во времена Английской республики.[111] Тем не менее приказ императора вызвал мгновенную и сокрушительную реакцию. Охваченные гневом люди поднялись на восстание повсюду; монастыри пылали особенной яростью. В восточных областях, где культ икон достиг таких масштабов, что они почитались сами по себе и при крещении часто играли роль крестных родителей, Лев встретил некоторую поддержку, однако умеренный Запад не сделал ничего, чтобы заслужить их — новые законы, направленные против икон. Под энергичным руководством папы Италия полностью отказалась повиноваться, а верховный понтифик Григорий III не остановился перед тем, чтобы отлучить от церкви всех иконоборцев. Павел, экзарх Равеннский, был зарезан, наместники областей включились в борьбу. По всему экзархату восставшие гарнизоны — все они вербовались на местах — избирали собственных командиров и провозглашали свою независимость. В общинах, сосредоточенных вокруг Венецианской лагуны, этот выбор пал на некоего Урса, или Орсона, из Гераклеи, получившего титул dux (вождь). Ничего особенно примечательного в этом не было — то же самое происходило почти спонтанно в других мятежных городах. Венецию отличает от них то, что назначение Орсона ознаменовало начало традиции, которой суждено было непрерывно продолжаться более тысячи лет; его титул, трансформированный грубым венецианским диалектом в «дож», поочередно наследовали 117 его преемников вплоть до конца существования Венецианской республики в 1797 г.
Наибольшую выгоду разногласия по поводу иконоборчества в Италии принесли лангобардам. Стравливая между собой Рим и Византию, они постоянно захватывали все новые территории, пока в 751 г. не взяли Равенну. Существованию экзархата пришел конец. Те византийские владения, которые еще оставались в Италии, были отрезаны графствами лангобардов на юге и по этой причине не могли оказать помощь.
Рим остался беззащитным лицом к лицу с врагами, однако ненадолго. Еще до истечения года по ту сторону Альп, на западе, предводитель франков Пипин Короткий с одобрения папы сместил номинального правителя из династии Меровингов, короля Хильдерика III, и короновался сам. Теперь он не мог проигнорировать обращение церкви. В 754 г. папа Стефан II отправился в аббатство Сен-Дени, где конфирмовал Пипина и помазал его на царство вместе с двумя его сыновьями Карлом и Карломаном как королей франков. Через два года, в ответ на письмо, чудесным образом написанное самим Святым Петром, войска франков вторглись в Италию и поставили лангобардов на колени. Теперь Пипин утвердил папу в качестве главы независимого государства, протянувшегося через Центральную Италию и включавшего в себя Рим, Перуджу и Равенну — примерно те же районы, что входили в состав уничтоженного экзархата. Возможно, он действовал на основании так называемого Константинова дара — документа, согласно которому, как считалось, Константин Великий вручил папе временную власть над «Италией и западными районами». Если это так, то Пипин серьезно ошибался. Дар, как впоследствии обнаружилось, был фальшивкой, бесстыдно сфабрикованной в курии, но Папской области, которую он, так сказать, вызвал к жизни, как бы ни было незаконно ее появление, суждено было просуществовать более тысячи лет, вплоть до 1870 г.
Рим был спасен, однако война продолжалась и в течение следующих сорока лет Пипин и его сын Карл оказались главными защитниками папства от всех его врагов. Хотя Карл — более известный нам Шарлемань[112] — уже один раз упоминался на этих страницах, его, по-видимому, нельзя с полным основанием рассматривать как фигуру, имеющую в полной мере отношение к Средиземноморью. Однако его влияние ощущалось во всей без исключений христианской Европе. В 771 г. он стал единоличным правителем франков; тремя годами позже он взял Павию и провозгласил себя королем лангобардов. По сути, это ознаменовало конец власти лангобардов на территориях севернее Рима, однако лежавшее к югу великое графство лангобардов Беневенто, теперь формально признавшее господство франков, фактически оставалось независимым государством со столицей в городе Салерно.
Возвратившись в Германию, Карл предпринял следующий шаг — покорил языческое население Саксонии и всех скопом обратил в христианство, прежде чем аннексировал уже христианскую Баварию. Его вторжение в Испанию, как мы знаем, было менее успешным, но следующая кампания против аваров в Венгрии и Верхней Австрии привела к уничтожению их королевства как независимого и включению его во владения Карла. Так за время, в течение которого одно поколение едва успело смениться другим, он возвысил королевство франков — лишь одно из множества европейских государств, сохранивших в себе многое от племенного союза, — до цельного политического единства, подобного которому не существовало со времен Римской империи.
Когда Карл возвратился в Италию четверть века спустя, примерно в конце 800 г., для него там нашлось серьезное дело. Папа Лев III, взошедший четырьмя годами ранее на престол, стал жертвой непрекращающихся интриг со стороны группы молодых знатных римлян, которые намеревались сместить его. 25 апреля на него напали на улице и избили до потери сознания; лишь благодаря невероятному везению друзья спасли понтифика и препроводили в безопасное место, ко двору Карла в Падерборне. Под защитой франкских представителей он через несколько месяцев отправился в Рим, однако, прибыв туда, обнаружил, что ему предъявлен ряд сфабрикованных врагами серьезных обвинений, включавших симонию, клятвопреступление и прелюбодеяние.
Но перед чьим судом он мог предстать? Кто имел право вынести приговор наместнику Христову? В нормальных обстоятельствах единственным возможным ответом на этот вопрос было бы «император Константинополя», однако тамошний трон в тот момент занимала женщина — императрица Ирина. Она была известна тем, что ослепила и убила своего собственного сына, но сей факт с точки зрения обоих — и Льва, и Карла — был почти несущественен; она принадлежала к слабому полу, и этого было достаточно. Согласно старинной Салической правде, женщины не имели права царствовать; следовательно, с точки зрения Западной Европы императорский трон пустовал. Карл в полной мере отдавал себе отчет, что полномочий для присутствия на суде в соборе Святого Петра у него не больше, чем у Ирины, но также знал, что, пока обвинения не опровергнуты, христианский мир лишен не только императора, но и папы, и намеревался сделать все, что в его силах, чтобы, так сказать, вернуть Льву его доброе имя. В чем конкретно заключались его показания, мы можем только догадываться, но 23 сентября у церковного престола папа торжественно поклялся на Евангелии, что все обвинения, выдвинутые против него, ложны и он невиновен, — и собрание священнослужителей приняло его клятву. Через два дня, когда Карл по окончании рождественской службы поднялся с колен, Лев возложил на его голову императорскую корону, и вслед за тем прихожане приветствовали его. Он получил лишь титул (что не замедлили отметить его враги): вместе с короной у него не появилось ни одного нового подданного, ни одного солдата, ни акра новых владений. Но этот титул имел куда более существенное значение, нежели какие угодно завоевания: он означал рождение Священной Римской империи. Более чем через триста лет в Западной Европе вновь появился император.