Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич

Гранадский эмират просуществовал еще более двух столетий, вплоть до 1492 г. Теперь самое время попытаться выяснить, какое влияние оказал, во-первых, ислам на Испанию и, во-вторых, мусульманская Испания на остальную Западную Европу. Несомненно, в культурном отношении эта страна добилась очень многого. Тесные связи с мусульманами не могли не расширить кругозор испанцев, а это влекло к ним европейских интеллектуалов. Так, Герберт Орильяк, будущий папа Сильвестр II, был не единственным средневековым ученым, пересекшим Пиренеи в жажде знаний, которых он не мог обрести нигде более на континенте. Математика и медицина, география и астрономия, естественные науки до той поры вызывали глубокое недоверие в христианском мире; в мире же ислама они развивались, достигнув уровня, невиданного со времен Древней Греции. Любой, кто всерьез изучал эти дисциплины, поскольку переводы трудов, содержавших наиболее плодотворные идеи, были малочисленны и неточны, должен был стремиться в Аль-Андалус, а оказавшись там, мог даже решить труднейшую задачу — изучить арабский язык. Среди тех, кто преуспел в этом деле, был великий английский ученый Аделард из Бата, посетивший Испанию в XII в., притворившись жаждущим знаний мусульманином. Примерно в 1120 г. он впервые перевел на латынь Евклида, взяв за основу арабское переложение оригинального греческого текста.

В других отношениях, однако, сосуществование в одной стране трех коренным образом отличающихся друг от друга вероисповеданий было источником длительных мучений. Во время изначального арабского завоевания было беспричинно пролито немало крови; еще больше ее пролилось во время долгой, болезненной борьбы в годы Реконкисты. Более того: хотя в повседневной жизни народы вполне благополучно уживались между собой, их сосуществование не всегда трактовалось должным образом как в христианских, так и в мусульманских государствах. Предписание пророка, гласившее, что добрые мусульмане должны относиться к христианам и иудеям — «народам Книги» — как к своим братьям, на практике, разумеется, часто не соблюдалось. В 1066 г. имела место резня среди евреев в Гранаде, в 1126 г. — массовое обращение христиан в рабство в Марокко. Христианские общины, насколько нам известно, никогда не совершали жестокостей в таких масштабах, однако несомненно, что и на евреев, и на мудеджаров, как называли последователей ислама, живших под властью христиан, смотрели сверху вниз как на граждан второго сорта и они часто подвергались если не преследованиям, то по меньшей мере дискриминации.

Если мы попытаемся оценить уровень развития мусульманской Испании, то с удивлением обнаружим, что она не оказала существенного влияния на христианский Запад. На это, по-видимому, было несколько причин. Первая была связана с конфессиональными различиями: средневековое христианство отторгало все проявления того, что оценивалось как язычество. Оно принимало иудеев — хотя и не полностью — во многом потому, что те всегда обитали здесь и приносили пользу: кроме того, не составляя самостоятельной нации, они, как правило, говорили на языке своего окружения. Мусульмане Аль-Андалуса представляли собой нечто иное. Христиане мало знали о них, а понимали их еще меньше; также непонятна была их речь, как письменная, так и устная; наконец, они населяли самый отдаленный уголок Европы — отстоящий, по меркам того времени, дальше, чем земли Восточного Средиземноморья, где Византия — гигантский, так сказать, торговый и культурный магнит — влекла к себе не только ученых с одного континента, но и купцов, государственных деятелей и дипломатов с трех континентов. По прошествии тех давних времен, когда все боялись, что поборники ислама непременно завоюют мир, и с учетом того, что мусульмане отступили в свои, относительно умеренного размера, владения, представлялось, что будет мудрее и благоразумнее предоставить их самим себе, тем более что те жили в мире и никому не угрожали. В конце концов, они пребывали во власти заблуждений и по этой причине, на взгляд современников-христиан, не представляли никакого интереса.

Глава VI

СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИТАЛИЯ

Война Юстиниана с готами возвестила начало «темных веков». Подчиненные ему местные правители — им он дал титулы экзархов — изо всех сил пытались возродить былое процветание, однако мало в этом преуспели. Италия была разорена; на севере Милан, а на юге Рим лежали в руинах. А нынче, по прошествии всего нескольких лет после ухода готов, на сцене объявилась новая орда германцев: лангобарды, перешедшие через Альпы в 568 г., стали безостановочно распространяться по Северной Италии и обширной равнине, до сих пор носящей их имя, и наконец утвердили свою столицу в Павии. В течение пяти лет они захватили Милан, Верону и Флоренцию; византийское владычество над Северной Италией, за которое Юстиниан, Велисарий и Нарсес заплатили столь высокую цену, окончилось так же быстро, как и началось. В конец концов продвижение лангобардов остановилось на линии от Рима до границы Равеннского экзархата, однако возникло два выступа, где были основаны могущественные южные графства — Сполето и Беневенто. Отсюда лангобарды могли продолжать завоевание оставшихся южных областей, однако для этого им не удалось создать достаточно прочных объединений. Апулия, Калабрия и Сицилия остались под контролем Византии — то же, как ни удивительно, относится и к большей части побережья Италии. В отличие от вандалов лангобарды мало интересовались морем; они так никогда и не стали по-настоящему средиземноморским народом.

То, что сам Рим не пал под натиском лангобардов, было чудом, не менее исключительным, нежели то, которое спасло город от Аттилы столетием ранее. И вновь это было делом рук папы — на сей раз одного из наиболее выдающихся государственных деятелей Рима эпохи Средневековья Григория Великого, который взошел на трон Святого Петра в 590 г. и занимал его последующие четырнадцать лет. Узнав, что у Равеннского экзархата недостаточно сил, чтобы обеспечить ему необходимую поддержку, папа сам взял под контроль народное ополчение, починил стены и акведуки и накормил голодающее население, выделив зерно из церковных хранилищ. Откупившись от короля лангобардов Агилуфа, в 598 г. он заключил с ним мир, а затем смог взяться за труд по превращению папства в серьезную политическую и социальную силу. (Между прочим, не кто иной, как папа, отправил Августина, приора Бенедиктинского аббатства, собственноручно основанного им на холме Целии в Риме, обращать в истинную веру язычников-англичан.) Не являясь интеллектуалом — подобно большинству людей церкви, живших в то время, он питал глубокое подозрение к светской учености, — Григорий был человеком властолюбивым и абсолютно бесстрашным, и в эти трудные времена именно ему город был обязан сохранением своего авторитета.

Но даже Григорий признавал господство (пусть временное) императора Константинополя, где он некогда служил в качестве представителя папы, и при его преемниках в VII в. Рим становился все более и более византинизированным. Греческие беженцы с Ближнего Востока и из Африки стекались в Италию, по мере того как сначала персы, а затем арабы захватывали их земли. В 663 г. здесь появился необычный, выдающийся византиец-эмигрант — император Констант II, вынужденный вновь перенести свою столицу на Запад. Рим он счел неподходящим для этого, так же как и Константинополь, но эллинизированная Сицилия больше отвечала его вкусам и в течение пяти лет он правил в Сиракузах, пока однажды недовольный казначей в приступе ностальгии не подстерег его в ванной и не убил, ударив мыльницей.