Книга Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938-1945 - Сабуро Сакаи

На этом в тот день уроки для Сасаи не закончились, но оказались они совсем другими и куда более страшными. Возвращаясь в Лаэ, звено Сасаи вырвалось мили на две вперед от основного строя. Я был так доволен успехами лейтенанта, ставшего нашим новым асом, что не обратил внимания на увеличивающийся отрыв его звена – ошибка, едва не ставшая фатальной.

Мы пролетали над горной грядой Оуэн-Стэнли, истребители звена Сасаи ушли далеко вперед, и в этот момент «аэрокобра», подобно выпущенной из лука стреле, устремилась сверху из плотных облаков на ничего не подозревающие Зеро. Еще никогда мне не приходилось так сожалеть об отсутствии у нас раций. Предупредить Сасаи не было никакой возможности. Даже несмотря на скорость 300 узлов с работающим на полной мощности двигателем, я не успевал догнать «P-39», чтобы отвлечь его на себя. Сасаи повезло, что пилот противника не стал атаковать сверху. Он предпочел так называемый «подход подводной лодки», снизившись позади истребителей, а затем резко набрал высоту, чтобы вести огонь снизу.

Я находился менее чем в 800 ярдах, когда «P-39» резко взмыл вверх, собираясь атаковать Сасаи снизу. В полном замешательстве я нажал на гашетку пушки, надеясь, что мой выстрел предупредит Сасаи об опасности или отпугнет пилота противника. «P-39» не дрогнул, но Сасаи все-таки услышал выстрел. В следующую секунду в сопровождении прикрывавшего его самолет ведомого он уже делал петлю, пытаясь набрать высоту.

Этого оказалось достаточно для пилота противника. Три Зеро находились перед ним, а сзади приближались еще несколько, и он понял, что вот-вот окажется в ловушке. Прекратив набор высоты, «P-39» начал делать петлю, готовясь пикировать на выходе из нее. Но теперь инициатива принадлежала мне. Я вошел в пике, готовясь перехватить «аэрокобру», когда та, сделав переворот, начнет уходить к земле. Но пилот противника заметил меня и, резко отскочив влево, стал пикировать. Путь ему преграждали горы, и он, пытаясь уйти от меня, был вынужден снизить скорость.

Летчик противника действовал умело. Повернув, он на вираже проскочил мимо возвышающихся утесов, пока я висел у него на хвосте. Каждый раз, когда он поворачивал, я шел ему наперерез, сокращая расстояние между нашими самолетами. И едва у «P-39» появлялся шанс уйти вправо или влево, он видел перед собой другой Зеро – моего ведомого. Мы отрезали истребителю противника путь к отступлению, ему предстояло сражаться.

И он ринулся в бой. Неоднократно он поворачивал, стараясь на вираже избежать столкновения с горой, и, приближаясь, открывал огонь. Каждый раз, когда он это проделывал, я резко поворачивал и приближался к нему, сокращая расстояние для стрельбы. Я поймал его на расстоянии 150 ярдов и, ведя огонь короткими очередями, приблизился менее чем на 50 ярдов. Клубы черного дыма повалили из самолета противника, и он рухнул в джунгли.

В Лаэ к моему самолету подошел смущенный лейтенант Сасаи. Мои механики с круглыми от изумления глазами осматривали пробоины на крыльях самолета, когда Сасаи собирался робко поблагодарить меня.

Он бросил взгляд на искореженный металл и ничего не сказал.

Глава 15

В период с 1 по 12 мая наша авиагруппа не потеряла ни одного самолета в схватках с противником. Мы умело пользовались отсутствием бдительности у находившихся в воздухе летчиков противника, и отработанные до мелочей тактические приемы ведения боя довольно внушительно пополнили счет наших побед.

13 мая я был вынужден остаться на земле из-за полученных моим истребителем повреждений. Это дало мне возможность прочитать скопившиеся за месяц письма, доставленные в то утро подводной лодкой. Мать писала, что мои братья теперь тоже участвуют в сражениях, которые ведет Япония. Один поступал в Школу пилотов морской авиации, но не прошел строгого отбора, и пошел добровольцем служить на военно-морскую базу в Сасебо. Другой брат был призван в армию и уже находился на пути в Китай. Он не вернулся с войны. Впоследствии он оказался в Бирме и погиб в бою.

Но самыми долгожданными, конечно, были письма от Фудзико. Она подробно описывала огромные перемены, произошедшие на родине, и удивила меня, сообщив, что теперь работает у своего дяди, чей завод стал военным.

«Сегодня никто не имеет права бездельничать, заявил премьер-министр. Он сообщил стране, что даже остающиеся дома девушки, не вносящие своего вклада в общее дело, будут призваны и отправлены на работу на военные заводы, где в них нуждаются. Поэтому, чтобы не разлучать меня с семьей, мой дядя тут же взял меня к себе на работу». Я очень удивился, узнав, что Фудзико – девушка из очень состоятельной и известной семьи – вынуждена работать на военном заводе! Я не мог представить, как моя мать одна без помощи братьев справляется с работой на ферме, ведь ей приходилось трудиться не покладая рук, даже когда мы помогали ей.

Моя кузина Хацуо сообщала еще более тревожные новости. Она писала, что ее отца перевели с острова Сикоку в Токио. Через несколько дней после приезда их семьи, 18 апреля, она стала свидетелем налета на Токио американских бомбардировщиков «B-25».

«Я знаю, что ты находишься в гуще борьбы, – писала она, – и твои победы в битвах с врагом очень поддерживают всех нас, находящихся дома. Бомбардировка Токио и других городов сильно изменила отношение людей к войне. Теперь все стало иначе – бомбы падали на наши дома. Пожалуй, больше нет разницы между фронтом и тылом. Я знаю, что мне, как и другим девушкам, придется упорно трудиться, чтобы здесь, дома, вносить свой вклад в твои победы и победы других летчиков, находящихся так далеко от Японии».

Хацуо продолжала учиться в школе, но днем, а иногда и вечерами вместе с другими школьницами работала на фабрике по пошиву военной формы. Произошедшие на родине внезапные перемены озадачили меня. Мои братья оказались в армии, Фудзико работает на военном заводе, Хацуо тоже работает… Все это казалось странным.

Хацуо подробно не описывала бомбардировку, ставшую первым налетом противника на нашу родину. В Лаэ мы, конечно, давно получили сообщение об этом, оно пришло в тот же день. В официальном заявлении правительство отрицало какой-либо серьезный ущерб, что выглядело вполне правдоподобно, учитывая ограниченное количество самолетов противника. Но этот налет не оставил в покое никого из находящихся в Лаэ летчиков. Сознание того, что противник оказался достаточно силен для нанесения удара по нашей родине, пусть даже и небольшими силами, вызывало серьезные опасения за возможные в будущем более массированные налеты.

Я продолжал читать пришедшие письма, когда ко мне подошел мичман Ватару Ханда и обратился с просьбой «одолжить» ему моего ведомого Хонду для выполнения разведывательного полета в Порт-Морсби. Ханда недавно прибыл в Лаэ и стал здесь желанным гостем. Хотя он и не принимал участия в войне на Тихом океане, он был одним из самых знаменитых японских асов, воевавших в Китае, и имел на счету пятнадцать сбитых самолетов противника. После возвращения он служил инструктором в летной школе в Цутиуре. Я не видел проблемы в том, чтобы отпустить с ним Хонду, ведь тому предстояло лететь с одним из лучших наших летчиков.

Но Хонда, как оказалось, придерживался иного мнения на этот счет. Мой приказ не вызвал у него энтузиазма.