Книга Образование Маленького Дерева - Форрест Картер

Потом в поселении дедушка узнал, как эта история сошла регуляторам с рук. Политики так повернули дело, что оно оказалось похожим на мятеж, так что нужно было их, политиков, переизбрать, чтобы они справились с мятежом; и еще дать им побольше денег, потому что, сказали политики, дело пахнет войной. От чего люди разволновались и сказали политикам идти и приступать. Что они и сделали.

Долиной завладел богатый человек. Дедушка так никогда и не узнал, что сталось с женщиной и маленькими девочками. Богатый человек позвал издольщиков. На такой земле и при таком климате, как в наших горах, нельзя выращивать достаточно яблок, чтобы выручить большие деньги, и яблони перепахали.

Прошел слух, что рядовой из Нью-Йорка дезертировал из армии. Развесили объявления, в которых его называли трусом, бежавшим во время мятежа, и все такое прочее.

Дедушка сказал, что сержанта погрузили в ящик, чтобы отправить домой в Иллинойс его останки и всякое в этом роде. Он сказал, когда сержанта стали одевать и укладывать, его рука была сжата в кулак. Кулак пытались разжать, но не смогли, и в конце концов пришлось применить инструменты. Когда кулак наконец раскрылся, в нем не оказалось ничего стоящего. Выпала только горсть черной земли.

Ночь на горе

Мы с дедушкой думали по-индейски. Впоследствии мне говорили, что это было наивно, но я имел на этот счет свое мнение — и помнил дедушкины советы о «словах». Если такое понимание «наивно», пусть так, но оно имеет и хорошую сторону. Дедушка говорил, что оно всегда меня выручит… что так и получалось; как в тот раз, когда к нам в горы наведались двое из большого города.

Дедушка был наполовину шотландец, но он думал по-индейски. Так же, наверное, было и с другими, как, например, великий Красный Орел, Бил Уезерфорд, или Император Мак-Гилвери, или Макинтош. Они — как индейцы — отдали себя природе, не пытаясь ее подчинить или извратить, но живя с нею в ладу. И они любили эту мысль, и, любя ее, в конце концов ею стали, — и больше не могли думать, как белый человек.

Дедушка мне рассказал. Индеец приносил товары для обмена и раскладывал у ног белого человека. Если он не находил у белого человека ничего, что ему нравилось, то забирал товары и уходил. Белый человек, не понимая, назвал его «индейским дарителем», подразумевая человека, который сначала дарит, потом забирает. Это неправда. Если индеец дарит подарок, он не делает из этого никакой церемонии, но просто оставляет подарок там, где его найдут.

Дедушка сказал, что индеец поднимает вверх ладонь в знак «мира», чтобы показать, что у него нет оружия. Для дедушки это было логично, но всем остальным казалось чертовски забавным. Дедушка говорил, что белый человек выражает то же самое рукопожатием; только его слова так неискренни, что ему приходится пытаться, путем рукопожатия, вытряхнуть оружие из рукава человека, который объявил себя другом. Дедушка был не слишком расположен к рукопожатиям, так как говорил, что ему не нравится, чтобы у него пытались что-нибудь вытряхнуть из рукава после того, как он представился другом, — что выражает полнейшее недоверие к сказанному слову. И это справедливо.

Что же до того, что при виде индейца люди говорят «Хау!»[12] и смеются, дедушка сказал, эта история началась пару сотен лет назад. Он сказал, каждый раз, когда индеец встречал белого человека, белый человек начинал его спрашивать: как ты себя чувствуешь, или как поживают твои родственники, или как у тебя идут дела, или как у тебя ловится дичь, — и все прочее в этом роде. Дедушка сказал, индеец пришел к убеждению, что любимым предметом беседы белого человека и было это самое как; и поэтому индеец решил, что при встрече с белым человеком, вежливости ради, просто скажет как — и предоставит сукину сыну говорить о любом как, каком его душе угодно. Дедушка сказал, что люди, которые над этим смеются, смеются над попыткой индейца проявить учтивость и внимание.

Мы доставили продукт в магазин на перекрестке, и мистер Дженкинс сказал, что у него побывали какие-то двое из большого города. Они приехали на длинном черном автомобиле и сказали, что они из Чаттануги. Мистер Дженкинс сказал, они хотели поговорить с дедушкой.

Дедушка посмотрел на мистера Дженкинса из-под своей широкополой шляпы.

— Налоговый закон?

— Нет, — сказал мистер Дженкинс. — Они вовсе не закон. Они сказали, что по профессии занимаются виски. Сказали, что слышали, что ты мастер, и хотят поставить тебя в большую винокурню, и еще — что, работая на них, ты можешь разбогатеть.

Дедушка ничего не сказал. Он купил для бабушки кофе и сахару. Я принес дрова и избавил мистера Дженкинса от старого леденца. Мистер Дженкинс чуть не подпрыгивал от нетерпения, желая услышать, что дедушка ответит, но слишком хорошо знал дедушку, чтобы задавать вопросы.

— Они сказали, что вернутся, — сказал мистер Дженкинс.

Дедушка купил сыра… чему я был рад, потому что любил сыр. Мы вышли наружу и не стали задерживаться у магазина, но сразу вышли на тропу домой. Дедушка пошел широким шагом. Времени собирать ягоды в этот раз у меня не было вовсе, и даже со старым леденцом пришлось покончить на ходу, то и дело бегом догоняя дедушку.

Когда мы добрались до дома, дедушка рассказал бабушке о двоих из большого города. Он сказал:

— Оставайся здесь, Маленькое Дерево. Я пойду в винокурню и спрячу ее получше: прикрою ветвями. Если они придут, дайте мне знать.

И он ушел, повернув на тропу ущелья.

Я сел на веранде и стал высматривать двоих из большого города. Едва дедушка успел скрыться из виду, я их увидел и сказал бабушке. Бабушка осталась стоять позади, в глубине собачьей дорожки, и мы смотрели, как они приближаются по тропе и переходят по бревну ручей.

Они были одеты красиво, как политики. На одном, высоком и тучном, были лавандового цвета костюм и белый галстук. На тощем были белый костюм и черная рубашка, которая блестела. На головах у обоих были шляпы из тонкой соломы, какие носят в большом городе.

Они подошли прямо к веранде; по ступенькам, правда, не поднялись. Толстый довольно здорово взмок. Он посмотрел на бабушку.

— Мы хотим видеть старика, — сказал он.

Я понял, что он нездоров, потому что изо рта у него нехорошо пахло, а глаз было почти не видно — они были как щелочки, утопающие в заплывшем жиром лице.

Бабушка ничего не сказала. Я тоже. Толстый повернулся к тощему.

— Старая скво не понимает по-английски, Слик.