Книга Герман - Ларс Соби Кристенсен

– На слух не жалуюсь, – ответил Герман.

Но официант лишь повысил голос, а бананы из ушей не вынул.

– Меня зовут Герман Фюлькт. Вы не имеете права ничего мне сделать.

– Чего мы не имеем права, говоришь?

– Меня можно только пожалеть.

– И даже нужно будет, я тебе обещаю.

– Обещаете?

Официант с трудом попадал в нужные цифры на диске. В трубку он тоже орал и швырнул ее на рычаг, как метатель – молот.

– Мягкое мороженое, пожалуйста, – сказал Герман. – Пока я жду.

И тут официант вызверился, как бешеный лемминг, и взорвался. Пуговицы брызнули с белого фартука во все стороны, пирожок с головы упал, галстук встал колом.

– Только пикни еще, наглец!

– Вы правы, я уже много съел, да.

– И сними шапку, когда со взрослым разговариваешь!

– Мне же велено молчать.

– Ты еще и дерзить вздумал?!

– Планов беседовать со взрослыми на сегодня больше не имеется.

– Шапку снял!

– Нет.

– Ты слышал, что я сказал?

– Нет два раза.

Официант вцепился в верх шапки, Герман ухватился двумя руками за край и стал изо всех сил тянуть ее вниз. Но сил оказалось недостаточно, и официант отлетел в угол вместе с шапкой.

У него враз удивленно искривился рот, и все лицо застыло; он вытаращился на голый череп Германа, глаза забегали, словно они вообще здесь случайно. Он тихо протянул шапку Герману.

– Сюда, – сказал тот.

Официант положил шапку ему на колени, Герман немедленно натянул ее на голову.

– Ты не… ты не хочешь все-таки мороженого?

Понятно, подумал Герман.

Через полчаса пришла мама, молча оплатила счет, взяла Германа за руку и вывела на Карл-Юхан.

– Это было нехорошо, Герман.

– Было очень хорошо.

– Ты мог просто попросить денег.

– Это было потешно!

– Мы могли бы сходить вдвоем, кстати говоря.

У Германа в животе началась катавасия, как когда он лист проглотил.

– Кажется, мне срочно надо в туалет.

– Кажется или надо?

– Надо.

– Сколько ты съел?

– Три с половиной. Кажется, надо скорее.

Он внимательно прислушался к себе и поправился:

– Надо скорее.

Они пустились бегом и успели. Герман пулей влетел в туалет, побив пару мировых рекордов. Какое блаженство! Так хорошо ему не было давно. Хотя обидно, конечно, что все эти вкусности задержались в нем так недолго. Обожрутся угри сегодня, подумал Герман.

Прислушался: вверх по лестнице, шагая через три ступеньки, шумно пыхтел папа.

– Герман! Где Герман?! – закричал он с порога.

– Он в туалете, – ответила мама.

Папа встал под дверью и затараторил, глотая слова:

– Знаешь, что скажу?

– Не знаю.

– Зорро вернулся!

Герман молчал.

– Ты там сидишь? – закричал папа.

– Да. Куда Зорро вернулся?

– «Зорро» идет во «Фрогнере»! Я купил билеты на пять. Поторопись!

– Я устал сегодня.

– Что ты сказал, Герман?

Идти и правда не хотелось, но он решил, что должен, иначе папа не увидит продолжения. Просто столько всего разом теснилось внутри, что голову стянуло как обручем.

Герман спустил воду, авось папа не услышит, если он вдруг заревет.

– Иду, – ответил он.

Они заняли свои места во втором ряду. Погас свет, со скрипом и шуршанием открылся занавес. Легла тишина, и по головам проплыла звенящая буква. И вдруг здрасте вам: Зорро с дамой на вершине горы. А все ведь помнили, что прошлая серия закончилась в темнице. Что тут поднялось! Зрители повскакали с мест и принялись вопить. В окошке механика под потолком показалось перепуганное лицо. Герман узнал его: это же тот тип, что клеит афиши и проверяет билеты на входе.

– А ну тихо! Сели все! – рявкнул он. – Иначе отменю сеанс! Желающие могут приобрести шоколад!

Зажегся свет, занавес задернули – дубль два.

Наконец механик отыскал нужную бобину, экран снова засветился, и появился Зорро, заточенный в камере, между сжимающимися стенами. Все откинулись в креслах, задержали дыхание, вцепились в подлокотники, друг в друга… Все, кроме Германа. Он спокойно тронул папу за плечо.

– Наверняка он найдет в полу расшатанный камень, вытащит его и поставит в распор, – прошептал он.

В конце фильма Зорро ускакал на Торнадо к линии горизонта. Там, вдали, он оглянулся, высматривая прекрасную даму, но ее было не видать. В глазах за черной маской светилась печаль.

Зорро грустно оттого, что она не последовала за ним, а он не остался с ней, понял Герман.

Домой они шли под полной луной, ее матовый свет затягивал лица, словно марля. А потом над городом распростерлось большое черное облако, и гореть остались только рождественские звезды в окнах.

– Здорово у тебя соображалка работает, – восхищенно сказал папа.

– Просто догадался.

– Я б никогда не дотумкал. Думал, Бернардо чего наколдует, чтоб его вызволить.

Папа засмеялся, притормозил и достал сигарету.

– Гляди, чего покажу!

Он спрятал сигарету в руке, сжал второй кулак тоже, суматошно замахал и затряс руками, как будто слепня гонял, потом протянул кулаки вперед.

– В каком?

Герман ткнул в левый. Папа разжал пальцы – ничего.

– Попробуй снова!

Герман показал на правый. Папа разжал его, но тоже оказалось пусто. Тогда он раскрыл рот, долго обшаривал его языком, и вдруг показался окурок, он лег на губу, и папа сам скосил на него глаз с большим удивлением.

– Во как! – сказал он.

– Ничего себе, – откликнулся Герман.

Они пошли дальше, высматривая проход в сугробах вдоль обочины. Ближайший нашелся на Соллипласс.

– Чего тебе больше всего хочется на Рождество? – спросил папа.

Герман промолчал.

– Глупый вопрос?

– Ну да. Вот тебе, пап, самому чего хочется?

– Сюрприза.

– И мне.

Герман слепил снежок и запустил в фонарь, но промазал. Папа тоже бросил и тоже не попал. Какое-то время они шли молча. В квартире с открытым окном пели рождественский гимн, но пианист не попадал в ноты.