Книга Словно распустившийся цветок - Сири Митчелл

— Что у вас тут?

— Ranunculus.

— Откуда?

Оторвавшись от своего окуляра, он сверился с записями. Моими записями.

— Ваш отец называет это место Уэйз-Грин.

Меня охватило невыразимое облегчение. Он решил, что почерк принадлежит моему отцу. Хотя, разумеется, с чего бы ему полагать иначе?

— И почему же мой отец заинтересовался этим образцом?

Настроив изображение под себя, я увидела, что мистер Тримбл вскрыл рыльце пестика цветка.

— Это интересует не его, а меня.

— Вас? Но почему?

— Я наткнулся на вашу стопку под буквой «Р». Но я не понимаю, почему вот этот экземпляр классифицирован как Ranunculus. Предполагается, что у них насчитывается более двадцати тычинок, хотя я нигде не нашел упоминания о том, насколько больше двадцати их должно быть.

— Не имеет значения насколько. Главное – их должно быть больше двадцати.

— В таком случае, это – не лютик, поскольку…

— Уверяю вас, это он и есть.

— Но ведь у него только шестнадцать тычинок.

— Да, но они расположены в ложе соцветия, и поэтому число их не имеет значения.

— Но ведь это неправильно, если предполагается, что их должно быть более двадцати, потому что шестнадцать меньше двадцати.

— Но ведь они находятся не в чашечке, верно?

— Верно. Тем не менее, шестнадцать меньше двадцати.

Я нашла остатки образца, вскрыла несколько тычинок и поместила их на предметное стекло. Установив его в микроскоп, я подошла к объективу мистера Тримбла, чтобы взглянуть на срез с его точки зрения, так сказать. Коснувшись предметного стекла, я немного развернула его и выпрямилась, чтобы и он мог взглянуть.

— Готово.

Он наклонился, всмотрелся, но вскоре вздохнул:

— Признаюсь, что просто ничего не…

Прижавшись виском к его виску, чтобы видеть то же, что и он, я начала объяснять ему расположение тычинок:

— Теперь вы их видите?

— Да, но…

Я одной рукой обняла его за плечи и притянула к себе, так что теперь мы смотрели в окуляр, прижавшись щекой к щеке.

— Я… я… – Он откашлялся и попытался отстраниться. – То есть, я все равно не понимаю, почему их расположение…

Оторвавшись от окуляра, я повернулась к нему и обнаружила, что мы с ним оказались нос к носу. С такого расстояния глаза его поражали своей голубизной.

— Почему что?

Он растерянно заморгал.

— Почему расположение имеет большее значение, нежели количество? – Проглотив комок в горле, он закончил свою мысль: – Вот что я имел в виду.

— Потому что.

— Потому что что?

— Потому что так оно и есть. – И ресницы у него оказались необычайно длинными. – Просто потому, что в этом все дело.

Он по-прежнему смотрел на меня в упор, и лицо его было так близко, что я чувствовала тепло его дыхания.

— Я… я… – Похоже, он не мог подобрать нужных слов, словно полагаясь на меня в том, что это я должна сообщить ему, что он имеет в виду.

— Что-то вы на себя не похожи, мистер Тримбл.

— Потому что пребываю в некоторой растерянности, мисс Уитерсби. Собственно говоря, еще никогда я не чувствовал… – Он отвел глаза, а когда вновь посмотрел на меня, то в них светилось понимание, при виде чего я заключила, что он наконец-то уразумел, что к чему.

Он выпрямился, причем так резко и неожиданно, что я отпрянула и едва не упала. Хотя он схватил меня под руку и помог устоять на ногах, но тут же убрал ладонь и растерянно провел ею по собственной шее.

— Прошу прощения.

Я опустилась на стул, который он только что освободил. Пожалуй, в моем положении это было самым разумным. Разговаривая с ним так близко, я вдруг почувствовала, как в животе у меня похолодело, а голова закружилась. Скорее всего, это произошло оттого, что мы долго стояли наклонившись.

— Значит… э-э… – Он, прищурившись, смотрел на предметное стекло с таким видом, словно не понимал, что это такое. – То есть, вы хотите сказать, что… вы утверждаете, что цветок необязательно должен соответствовать определению лютика, чтобы все-таки быть им на самом деле.

— Да. Совершенно верно.

Я дала ему возможность переварить мои слова, глядя в объектив и восхищаясь тем, что видит.

— Мне хотелось бы знать, могу ли я быть с вами откровенной, мистер Тримбл.

— Нет.

Нет?

— То есть, да, я хотел сказать да. Разумеется, вы можете быть откровенны. – Закрыв глаза, он тряхнул головой. – Разве вы когда-либо бываете другой?

Поднявшись, я указала ему рукой на стул:

— Я заняла ваше место.

Он сел и вновь прильнул к окуляру, успев, правда, перед этим бросить на меня неодобрительный взгляд.

Обойдя стол кругом, я уселась напротив и склонилась ко второму окуляру, чтобы тоже взглянуть на предметное стекло.

— Если вы были так счастливы в Новой Зеландии со своими овцами, то почему вернулись сюда?

Я подняла голову.

Он последовал моему примеру и взглянул на меня, и мне вдруг показалось, что он очень несчастен.

— Потому что однажды я дал обещание, а джентльмен всегда держит слово.

— В таком случае вам повезло, что вы – не джентльмен, не так ли?

Мои слова, похоже, заставили его встряхнуться и вывели из этого странного сомнамбулического состояния. Мистер Тримбл выразительно приподнял бровь.

— До сих я полагал себя…

— Я имела в виду в буквальном смысле. Вы не похожи на человека благородного происхождения или обладателя дворянского титула. По словам мисс Темплтон, мы, простые смертные, и мечтать не можем о том, чтобы добиться столь высокого положения. И я не понимаю, почему кто-либо ожидает, что вы будете связаны данным вами словом. Поэтому, если ваше обещание превратилось в столь тяжкую ношу, то другая сторона наверняка поймет вас, если вы объясните им, что передумали.

— Это было очень мило с их стороны.

— В любом случае, если вы вернулись для того, чтобы выполнить данное обещание, не думаю, что вы можете сделать это, оставаясь здесь.

— Я начинаю соглашаться с вами, мисс Уитерсби. Но все дело в том, что, как я убедился, предвкушение обещания доставляет гораздо больше удовлетворения, нежели его исполнение. Особенно для второй стороны.

— В таком случае, к чему вообще исполнять его? Возвращаюсь к тому, что уже говорила раньше. Почему бы вам просто не объяснить обстоятельства и не попытаться убедить вторую сторону освободить вас от данного слова?