Книга Небо повсюду - Дженди Нельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ого! – Джо явно ошарашен. Никогда не видела, чтобы он так хмурился.
– Слушай, я не знала маму, поэтому не скучаю по ней… – говорю я, пытаясь убедить скорее себя, чем его. – Она отважная, свободная духом женщина, которая решила поскитаться по миру в одиночестве. Она такая загадочная. Это клево.
Клево? Я говорю как придурок. Но когда все успело поменяться? Ведь раньше я правда думала, что это клево, безумно клево. Она была нашим Магелланом, нашим Марко Поло, одной из бродячих женщин из семьи Уокер, чей мятежный дух влечет ее с места на место, от одной любви к другой, от одного непредсказуемого момента к другому.
Джо улыбается, глядя на меня с теплой улыбкой, и я забываю про все на свете.
– Это ты клевая, – говорит он. – Умеешь прощать. Не то что я, дурак хренов.
Умею прощать? Я беру Джо за руку, мысленно удивляясь его реакции, да и своей собственной. Я правда клевая и умею прощать? Или просто помешанная? И что это он сказал насчет «хренова себя»? Он имеет в виду того Джо, который больше никогда не разговаривал со скрипачкой? Если так, то с этим парнем я знакомиться не хочу. Мы продолжаем путь в тишине; парим оба в своих мыслях. Но когда мы проходим пару километров и оказываемся на месте, все мысли о хреновом Джо и о моей загадочной пропавшей маме исчезают. Я говорю ему:
– А теперь закрой глаза, я тебя поведу. – Я толкаю его вперед по тропе. – Все, можешь открывать.
Мы находимся в спальне. Настоящая спальня посреди леса.
– Ого. А спящая красавица где? – спрашивает Джо.
– А это я, – говорю я и в один прыжок приземляюсь на мягкую кровать. Я словно оказываюсь в облаке.
Джо следует моему примеру.
– Мы уже это обсуждали, ты слишком бодра, чтобы быть ею. – Он стоит на краешке кровати и оглядывается по сторонам. – Невероятно. Как это все тут оказалось?
– Недалеко отсюда на реке есть трактир. В шестидесятые там располагалась коммуна во главе с хозяином трактира, Сэмом, этаким старым хиппи. Он устроил тут импровизированную спальню, чтобы его гости могли предаваться любви в лесу. Во всяком случае, я так думаю. Сколько я сюда ни прихожу, никогда никого не встречала. Хотя нет, однажды я наткнулась на Сэма: он менял простыни. Когда идет дождь, он накрывает кровать брезентом. Я часто пишу за этим столом, читаю в этом кресле, лежу на этой кровати и мечтаю. Но парней я сюда раньше не водила.
Я лежу на спине. Джо с улыбкой садится рядом и гладит мне живот:
– И о чем же ты мечтаешь?
– Об этом, – отвечаю я, пока его пальцы ласкают меня под блузкой. Я дышу все чаще; мне хочется чувствовать его руки не только на животе.
– Джон Леннон, можно спросить тебя кое о чем?
– Ой-ой-ой. После таких слов обычно говорят что-нибудь жуткое.
– Ты девственница?
– Я так и знала. Жуткий вопрос, – бормочу я, охваченная ужасом. Отличный способ убить всю романтику. Я ежусь и выскальзываю из-под его руки. – Разве это не очевидно?
– Вообще-то, да.
Бррр. Мне хочется уползти под одеяло. Он пытается умилостивить меня:
– Нет, ну, то есть это очень круто, что так.
– Вот уж совсем не круто.
– Может, для тебя и нет, а для меня точно да. Особенно если…
– Что? – У меня внезапно чудовищно заурчало в желудке.
Отлично, теперь его черед смущаться.
– Просто, если когда-нибудь – не сейчас, а когда-нибудь, – ты больше не захочешь быть девственницей, я смогу стать твоим первым. Вот поэтому и круто… ну, мне.
Он смотрит на меня с такой очаровательной застенчивостью, но от его слов мне делается страшно, и я волнуюсь, я ошарашена, и мне хочется расплакаться, что я и делаю. На сей раз сама не зная, почему реву.
– Ой, Ленни, я сказал что-то неприятное? Не плачь, я совсем не хочу тебя заставлять! Целовать тебя, просто быть рядом – это уже прекрасно!
– Нет. – Теперь я плачу и смеюсь одновременно. – Я плачу, потому что… не знаю почему. Но это от счастья, а не от грусти.
Я дотрагиваюсь до его руки, и он ложится на бок лицом ко мне, и наши тела соприкасаются по всей длине. Он так пристально смотрит на меня, что я начинаю дрожать.
– Просто вглядываться в твои глаза… – шепчет он. – Я никогда не чувствовал ничего похожего.
Я думаю о Женевьеве. Он сказал, что был влюблен в нее. Значит ли это, что он…
– Я тоже, – говорю я, снова не в силах сдерживать слезы.
– Не плачь. – Голос его звучит невесомо, окутывает меня туманной дымкой. Он целует мне глаза, едва касается губами моих губ.
И смотрит на меня так откровенно, что у меня кружится голова, и я чувствую, что мне надо прилечь, хотя я и так уже лежу.
– Ленни, я знаю, что прошло совсем мало времени… Но я думаю… Ленни… Мне кажется, что я, может…
Ему не нужно договаривать – я тоже это чувствую. Никаких полутонов: словно все колокола в округе звонят разом. И зычные, гулкие, жадные, и крохотные колокольчики с их нежным счастливым перезвоном – все они заговорили одновременно. Я обвиваю его шею руками, притягиваю его к себе, и он целует меня таким глубоким поцелуем, что я лечу, плыву, парю…
Он бормочет мне в волосы:
– Забудь, что я сказал раньше. Большего, чем сейчас, я просто не выдержу. – Я смеюсь, и тут он вскакивает, хватает меня за запястья и поднимает мои руки над головой: – Да шучу я! Конечно, я хочу с тобой всего, но только когда ты сама будешь готова. Пообещай, что это буду я, ладно? – Он нависает надо мной, улыбаясь и хлопая ресницами, как деревенский дурачок.
– Обещаю, – говорю я.
– Отлично. Хорошо, что мы прояснили этот вопрос. Я тебя дефлорирую, Джон Леннон.
– Ох, боже ж ты мой, до чего неловкий разговор. Quel major dork!
Я пытаюсь закрыть лицо руками, но он не позволяет мне. Мы боремся, смеемся, и проходит очень-очень много минут, прежде чем я вспоминаю, что моя сестра умерла.
(Написано на обертке от конфеты, найденной в лесу за Кловерской школой)
Я вижу грузовик Тоби перед входом, и меня, словно молнией, ударяет злостью. Почему он хоть на один чертов день не может оставить меня в покое? Мне просто хочется немного побыть счастливой. Пожалуйста.
Бабуля моет кисти в мастерской. Тоби нигде не видно.
– Почему он вечно тут толчется? – ворчу я на бабушку.
Она смотрит на меня в удивлении:
– Что с тобой, Ленни? Я позвала его помочь со шпалерами, и он сказал, что заглянет, когда закончит дела на ферме.