Книга Иллюзия "Я", или Игры, в которые играет с нами мозг - Брюс Худ

Другие исследователи нацелились на иные специфические нейроны. Нейробиолог Джон Оллмэн из Калифорнийского технологического института выдвинул предположение, что дефицит социальных навыков у аутистов может быть вызван недостатком особого класса веретенообразных нейронов, называемых еще нейронами фон Экономо – по фамилии первооткрывателя, обнаружившего их в 1925 году[227]. Это нейроны коры с чрезвычайно разветвленными дендритами, которые, как полагают, расходятся по разным областям мозга, активирующимся при социальном обучении. Наверное, поэтому веретенообразные нейроны обнаружены только у видов, которые особенно социальны, включая всех человекообразных обезьян, слонов, китов и дельфинов.

У людей наибольшее скопление веретенообразных нейронов обнаружено только в областях лобно-островковой коры и передней части поясной извилины, то есть в тех зонах, которые могут быть повреждены при аутизме. Считается, что работа веретенообразных нейронов состоит в отслеживании социального опыта переживаний – эта стратегия призвана облегчить понимание аналогичных социальных ситуаций в будущем. Они формируют нейронные сети, обеспечивающие базис для интуитивного социального обучения, когда мы наблюдаем и копируем других. Веретенообразные нейроны, возможно, помогают нам создавать и лепить себя за счет копирования и чтения поведения других людей.

Веретенообразные нейроны, возможно, помогают нам создавать и лепить себя за счет копирования и чтения поведения других людей.

Интересно, что плотность веретенообразных нейронов возрастает с младенческого возраста и у обычных детей достигает уровня взрослого человека приблизительно к четырем годам, то есть к тому возрасту, когда, по общему мнению специалистов, происходят значительные изменения в навыках общения и появляется чувство самоидентификации. Это может также объяснять, почему аутисты, у которых, вероятно, имеются функциональные нарушения в зонах скопления веретенообразных нейронов, с таким трудом познают то, что все остальные постигают, не особо задумываясь. Я недавно обсуждал это с одной хорошей подругой, она – мать девочки-аутиста. Ее дочь компенсирует свою проблему тем, что просит окружающих записывать описания самих себя и историй своей жизни, стремясь понять их. Это происходит потому, что она не может интегрировать случайную и базовую информацию, чтобы представить себе биографию человека, характеризующую его. Без такой способности социальной интеграции и понимания других человек с серьезной формой аутизма должен иметь совершенно иное ощущение себя, не включающее окружающих. Я могу только размышлять над этим, поскольку у меня нет аутизма, но я могу представить, что люди с тяжелым аутизмом обитают в собственном одиноком мире, очень изолированно от других.

Агония юности

Возможно, вы помните какую-нибудь вечеринку, когда вам было лет пятнадцать. Вы вошли в комнату, и все сразу замолчали и уставились на вас. Или, возможно, была ситуация, когда учитель в классе заставил вас встать, и все посмотрели на вас. Вы помните то чувство, когда ваше лицо вспыхнуло и стало красным, а ладони вспотели? Это невероятное смущение! Вы чувствовали себя так неловко!

У большинства из нас в жизни были ситуации стыда и страшного смущения, когда чувствуешь, что лучше умереть, и хочешь, чтобы земля разверзлась у тебя под ногами и поглотила тебя. Смущение и неловкость – ключевые компоненты отраженного Я. Если бы мы не беспокоились о том, что думают другие, то не испытывали бы смущения. Изначально маленькие дети эгоцентричны и обожаемы родителями. Непонятно, будут ли они вообще когда-нибудь думать о других. Однако по мере развития чувства Я ребенок все больше начинает переживать по поводу того, что о нем думают другие, подзуживаемый своей новоявленной теорией разума, позволяющей ему посмотреть на вещи глазами другого человека.

Такая осознанная осведомленность обеспечивает основу для нравственных ориентиров. Например, в одном классическом канадском исследовании нарушений социальных запретов[228], в вечер Хэллоуина[229]исследователи тайно наблюдали за детьми. Детям сказали, что они могут взять только одну конфету из вазы после того, как хозяин уйдет в другую комнату. Если на стене висело зеркало, отражавшее ребенка в тот момент, когда он подходил к вазе со сладостями, детям становилось неловко и они поступали так, как им было сказано. Однако в домах, где такого зеркала не было, дети брали больше конфет. Не было зеркала, чтобы напомнить им, как это выглядит со стороны.

К моменту, когда дети достигают раннего подросткового возраста, они становятся особенно чувствительными к суждениям других. На самом деле они обычно представляют, что существует воображаемая аудитория, которая оценивает их[230]. И эта незримая аудитория становится мукой подросткового возраста. К моменту достижения ранней юности подростки уверены, что другие постоянно судят их, даже когда это совсем не так. Они воображают, что являются центром внимания, и потому гиперчувствительны к критике.

Нейробиолог Сара-Джейн Блэйкмор использовала методы сканирования мозга для того, чтобы проверить, что происходит в головах подростков[231]. Она обнаружила, что области мозга, которые обычно активизируются мыслями о собственном Я, более активны в подростковом возрасте, чем у молодых взрослых людей. В частности, кора лобных долей активизируется всякий раз, когда подростка просят подумать о любой задаче, заставляющей рассматривать вещи с собственной точки зрения. Думает ли подросток о таких наводящих на размышление вещах, как чтение[232]или построение осознанных планов[233], или просто сосредоточен на болезненном воспоминании социального характера[234]– его лобная кора становится гиперактивной.