Книга У волшебства запах корицы - Надежда Мамаева

Лишь отстраненно подумала: Арий может улететь и спастись, а вот я — даже не доучилась в универе, и хотя химики не дают клятву, как медики, «светя другим, сгорать самому», судя по всему, именно эта участь меня и ждет. Причем «светить» и «сгорать» буду в самом прямом смысле этого слова.

Фира, в тот раз вытащившего из аналогичного состояния, рядом не было, а дракон… Если он и попытается, у него ничего не получится: он пробует обратиться к Кесси, а про девушку, стоящую перед ним, ровным счетом ничего не знает. А как дозваться до того, о ком ты не знаешь ничего, даже настоящего имени?

Арий этого делать и не стал. Когда дракон понял, что слова эффекта не возымели, он приступил к действиям: поцеловал. После, анализируя ситуацию, я поняла, что сделал он это, руководствуясь исключительно мужской логикой: переключить внимание истерично настроенной женщины на что-то иное. Пощечина, конечно, в этом плане тоже хороша, но ее эффект гораздо быстрее сходит на нет, а вот поцелуй…

Сначала я не почувствовала ровным счетом ничего, лишь мозг отстраненно констатировал факт: меня целуют. А потом… Настойчивые губы. Ярость и нежность. Такое ощущение, что Арий вкладывал все эмоции, что были у него в душе, в этот единственный миг, и у него получилось. Он смог выдернуть меня из водоворота безразличия. Первое, что я почувствовала, — его руки. Он охватил ими мою голову, держа ее, как драгоценный кубок, как сочный плод, притягивая ее к себе, не давая даже попытки отстраниться, вырваться. А потом… огонь и жар, нестерпимый, приближающийся, он был вокруг. И обжигающие губы Ария, властные, требовательные. Его язык, беззастенчиво исследующий мой рот. Этому напору захотелось сдаться, уступить, хотя бы напоследок забыться, чтобы не было так страшно умирать в огненной лавине. И я поддалась, ответив яростью на ярость, страстью на страсть с такой же силой, без ложного стеснения и осторожности, что должны быть присущи первому поцелую. Мыслей в этот момент в голове не было, лишь тело ощущало один невероятный ожог. В этот момент хотелось бы забыть себя, забыть его, стать одним целым с ним. Я сама не почувствовала, насколько сильно обхватила Ария.

Дракон заворчал и напрягся, словно боролся с пламенем, не внешним, но бушевавшим уже внутри него. Он жадно вдыхал воздух, чтобы продлить удовольствие, чтобы хоть еще немного удержаться в этом ужасном и невероятном времени. Мои руки, не подвластные воле разума, скользили по его спине. Хотелось притянуть его еще ближе. Подушечки пальцев ощутили капли пота на его лопатках, и я инстинктивно впилась в его кожу ногтями.

Рык Ария, утробный, первобытный, а за ним — яркая вспышка, ослепившая меня, хоть глаза и были закрыты.

Сколько мы так простояли? Секунду? Минуту? Вечность? Не разжимая объятий, лишь ловя ртом воздух. Когда я открыла глаза — огня больше не было. Нас обволакивала лишь тишина. Даже цикады и соловьи — всегдашние полуночники — примолкли.

Дракон посмотрел на меня сумасшедшими, шальными, полными счастья глазами и совершенно не к месту сказал:

— Ну все, Кесси, ты попалась.

Этой его фразы я не поняла, зато осознала другое: я прижимаю к себе абсолютно нагого мужчину, и мы оба только что едва не поджарились.

«Вот тебе и поговорила с мужем! Уж лучше бы он улетел к этой своей Ликримии», — подумалось вдруг. Супруг же, судя по его довольному лицу (и спрашивается, с чего бы вдруг), никуда больше не собирался.

— Попалась, попалась, кто же спорит, — машинально подтвердила я, сама тем временем осторожно отступая назад, к услужливо распахнутому люку.

Арий смотрел на данный тактический маневр насмешливо. Этот уверенный в себе дракон стоял, скрестив руки на груди, и изучал меня с чисто мужским интересом. Да уж, представляю, какое любопытное зрелище ему сейчас открылось: батист, прозрачный, местами опаленный, не скрывающий ровным счетом ничего. А еще ветер, что гуляет на верхотуре даже в самую спокойную ночь, взялся вальсировать с подолом сорочки. Захотелось инстинктивно прикрыть руками хотя бы грудь, в столь характерном для стыдливой девушки жесте. За это-то поведение, характерное для жертвы обстоятельств, плывущей по течению, я на себя и разозлилась. Хватит! Либо я ломаю обстоятельства, либо они ломают меня. И для себя решила: раз Арий признал свою вину, раз с подозрениями все выяснили, теперь его очередь отвечать на мои вопросы, а их хоть немного, но накопилось. Формулировка первого была отдаленно цензурной: «Какого лешего ты вообще приперся сюда посреди ночи?»

Для пущей решительности я опустила руки, сжатые в кулаки, и, повернув голову чуть набок, взглянула исподлобья на муженька.

— А скажи-ка, дорогой супруг, так рьяно утверждающий, что порвал с госпожой Шоон, по чьему навету ты решил вернуться домой столь рано? Помнится, идет война, на которую тебя столь спешно и отозвал правитель?

Арий едва не смеялся. Словно я была мелким фырчащим ежиком, но никак не серьезным противником словесной дуэли.

— Я жду ответа. — Мой сухой, даже отчасти каркающий голос заставил его перестать усмехаться.

Ответ дракона был серьезен:

— Когда вдруг в один день получаешь трех вестников, с первым из которых приходят в принципе ожидаемые вести (а как же, мысленно дополнила я: сама донесение Эрина переписывала, редактировала, еще бы там было что-то форс-мажорное); за ним неожиданные, но укладывающиеся в общую картину (это он, наверное, имел в виду мой фееричный спуск с лестницы, который пришлось в лучших традициях эпистолярного жанра изложить уже от моего лица); а в довершение — аж целый свиток, в котором содержатся опровержения двух первых (так, это, судя по всему, кляуза Ликримии о том, как ее чуть не поджарили), — поневоле начинаешь задумываться.

— И? — Никогда бы не подумала, что в один звук смогу вложить столько сарказма.

— И в результате решил разобраться во всем лично. Как убеждаюсь, не зря. — При последних словах дракон коварно улыбнулся. — А еще, похоже, кое у кого проснулась ревность…

Я же к его обаянию была непробиваема, как бетонная стена для перфоратора, в котором нет сверла.

— Нет, это не ревность, дорогой супруг, это банальная злость. Верить кляузам, сомневаться, подозревать, приставлять шпиона, о котором открыто сообщить в первый же вечер, — это для тебя нормально, а по-человечески поговорить с женой — нет.

От избытка чувств я топнула пяткой, о чем сразу же пожалела, поскольку отбила ту самую часть, что подвела мифологического Ахиллеса. Заскакать на одной ноге или хотя бы скривиться не позволила гордость, хотя и очень хотелось.

Арий меж тем педантично уточнил:

— Для разговора по-человечески, как ты выразилась, нужны люди. Я же, как ты верно уже заметила, не человек.

— Да какая к черт… — я в последний момент вспомнила, что с сим рогатым фольклорным элементом мой дражайший супруг не знаком, и постаралась выправиться, насколько это возможно: — демонам разница!

Арий тяжело вздохнул, словно сдерживал растущее раздражение.

— А что мы сейчас делаем по-твоему? Говорим.