Книга Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моей берлоге сыро и холодно. Коченеют ноги. Лежать неудобно, сидеть – просто не могу. Если не грохнут и все же доеду до санчасти, новая порция чиряков во всю сраку каждый – обеспечена. Спальник и куски брезента особо не спасают. С массети – все еще капает, хотя морозец крепчает. Без дураков – ниже нуля. И снег!
Боже, как я на это надеялся – до последнего, до сегодняшней ночи, отказывался верить благоприятным прогнозам. Свершилось! Главная моя надежда беспрестанно летит с неба. Туч не видно, но они есть. Их не может – не быть! Все эти дни непроглядная синюшно-серая муть висела над самой головой, выдавливая из себя морось и крупу. Сейчас же, пусть не валит, но сыпет, как надо. Утром все будет белым-бело, ни одного следа.
– Командир! – Спецназовец Костя с полуночи весел и разговорчив. Волнуется, наверное, но вида подать – боится. Правильно – бойся! Какая хрень со связью случиться, ты у меня, сынок, не так испугаешься. Думаешь, если вы ребятки – россияне, хотя все и кивают согласно – "резерв Главнокомандующего", то вас это спасет? Тут вам не – "геологоразведка"[80]. Никого не волнует – откуда вы.
Повернул голову в сторону их спаренной ниши под единой сетью КП.
– Ну?
– Сеть бы еще подпереть да подложить. Столько снега не выдержит – просядет.
– Давай. Только с командного уже не выходи. Всё – проехали гульки.
– Та, то понятно. Мне бы от тебя – от тот кусок тента. Две свои плащ-палатки по углам пустим… – послать бы, конечно, куда подальше, но прав, что поделать. Такое количество снега, опасаясь сглазить, не предусмотрел.
– Забирай. Только аккуратно. Что навалило – не сбросьте.
– Сделаем…
– Жук! Помоги мужикам.
Оставил Педалика у себя за связного. Все толковые – на позициях. Этот… зато – шустрый. Стовбура на ГАЗон пока посадил. Больше кандидатов на перебежки под огнем у меня нет.
Народ засопел, зашурудел добрыми домовыми. Через пару минут наш полуовражек превратился в форменную землянку. Только очень сырую и холодную.
– Командир, не замерзнешь?
– Нормально…
– Как нервишки?
– Мне-то чего? Это вам, спецуре – связь обеспечивать. Вот вы – и волнуйтесь, а я присну, пока.
В темноте шевельнулся намек на тень…
– Послушай, Деркулов. Я вот смотрю на тебя эти дни и думаю: а за что ты спецназ ненавидишь?
– Ты чё – бредишь, Костик? Вы-то, с какого боку в этой каше?
– Я не про нашу группу. Я про войска специально назначения, в целом…
– О! Еще один… Ты там не с Жихарем спелся, часом?
– А что Жихарь? Нормальный мужик. Наш человек.
– Да уж. На всю голову…
Помолчали. Даже проваливаться в дрёму начал. Но Костя, видно, поймав правильную нить, заинтересовался всерьез. Не унимается…
– Кирилл Аркадьич!
– Ну?
– Ты не сопи. Ответь! Тебе жалко – что-ли?
– Что ты хочешь услышать?
– За что – не любишь. Ты же сам – спецназовец!
– Кто – я?! Ты – прикалываешься?! Сравнил – с пальцем! Я – партизан, полевик. Вот – комбатант! Нас теперь – так матюгать стали. От ваших рембов я, обычно, бегаю. Причем, до усрачки, – быстро. Если время позволяет – минирую отход. Ну, иногда отстреливаюсь. Любой спецназёр, догнав, с наслаждением отрежет мне голову – по плечи и, удовлетворившись, еще и насрёт в грудную клетку. Нашел себе, блядь, спецназовца…
– Не! Тут – понятно. Задачи-то у тебя – самого, ведь чисто спецназовские?
– Чисто партизанские, ты хотел сказать.
– Какая разница?
– Большая. Спецназ, в первую очередь, герои. Дух победителя! Крылатые демоны войны! Супермены из кремния и стали! Потом все остальное… А мы – пехота из говна и соломы, что нам с вами ровняться?
– Да ладно! Ты – расскажешь. Скажи еще – обидно!
– Да нет! Ты не понял, Костя. Не в родах и названиях суть. В духе. Понимаешь? Вас изначально затачивают на подвиг. Вы – легенда, еще из учебки не выйдя. Сам факт наличия берета – как нимб. Само слово – вслушайся: "спецназ!" Каково?! – чуть помолчал, в углу не протестовали… – У меня, брат, уже была одна война, давно. Сейчас вторая… Полгода людей, один за одним теряю. Знаешь, что понял?
– Что? – голос глухой, но без обиды…
– Единственный подвиг здесь – достойно сдохнуть. Лег, не облажавшись, не подставив пацанов – герой! Остальное – пакость одна… Понимаешь, о чем – я?
– Да. У меня – пятая командировка…
– Четыре первые – где?
– Бывший Союз и Чечня, в основном.
– С Жихарем поговори. Он тоже – с тех краев.
– Говорил… Я тебе так скажу, командир. Мы – не герои, поверь. Дело свое – знаем. Служим – честно. И умирать – не собираемся. Однозначно – не герои, Аркадьич.
– Ну, и славно… Самое главное.
– А я – домой хочу… – Негромкий голос Педалика рванул в нашей импровизированной землянке какой-то старательно удушенной болью, с мясом вырванного, забытого мира. Нет, ну – каково! Ты мне, сученок, заплачь еще сейчас!
– Жук! На лирику потянуло?!
– Нет, Кирилл Аркадьевич. Домой хочу. У меня там мама, сестренка малая. Они боятся за меня… И я – боюсь…
Он говорил тихо, с каким-то пугающим спокойствием и умиротворенностью. Есть такая хрень, не знаю, как назвать – бывает человек заранее умирает. Потом, в первом же бою, его любая пуля – попутно приберет, походя. Вариантов лечения – два. Бить смертным боем: сразу с порога – нос набок и зубы долой, чтобы реле в балде переключить. Или, наоборот, успокоить. Только, вот, попробуй – утешь его сейчас – за пару часов до начала долгожданной, большой мясорубки!
– Ты когда дома последний раз был?
– Не помню, уже…
– Слышь, Педаля – мозг включи!
– Ну, когда вы Стовбура на склады посылали. Еще на Трехизбенке.
– Слышь, чудо! Это было месяц назад! – Он несколько мгновений молчал. Потом дрогнувший голос выдал: – Я боюсь, Кирилл Аркадьевич. Страшно…
Связисты упорно молчали. Молодцы! Лучшее, что они могли бы сейчас сделать.
– Виталик, послушай. Сколько ты с нами?
– Как Сергей Сергеича сожгли… – это он о Серёге Трофимове, сгоревшем в БМП в памятном бою под Белогоровкой.
