Книга Астрид и Вероника - Линда Олссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Свет, который не вера и не надежда,
но любовь, — это признак победы[34].
Белое небо, ни ветерка. Духота, жара. Подходящая погода для похорон, подумала Вероника. Она проснулась рано, вся в поту, быстро приняла душ, приготовила чашку кофе и вышла с ней на крыльцо. Рядом, на каменной ступеньке, лежал мобильник. С самого своего появления в деревне Вероника никому не звонила. Четыре месяца обходилась без телефона. Но подзаряжала его и время от времени стирала сообщения, которые накапливались на автоответчике. Теперь Вероника просматривала сохраненные сообщения — она оставила всего три. Последнее — от первого ноября прошлого года, а самое первое — от шестого июля, полученное в ее день рождения. Она глянула на дату, взвесила телефон в руке, но прослушивать сообщение не стала. Выключила телефон, сунула его в карман халата и пошла переодеваться.
Когда Вероника зашла за Астрид, та поднялась ей навстречу со скамьи перед своим домом — в белой рубашке, темно-синих брюках и с пластиковым пакетом на коленях. Решено было, раз дождя нет, дойти до церкви пешком. Взявшись за руки, они медленно зашагали вниз с холма. Пасмурное небо хмурилось все сильнее, ласточки летали низко. Астрид и Вероника миновали местный магазин — он работал, но там не было ни души. Снаружи, на столе, были выставлены круглые лукошки с клубникой, предложение дня, и на сладкий аромат спелых ягод слетелись насекомые. На мосту через реку Астрид с Вероникой остановились передохнуть. Астрид смотрела, как течет вода под мостом. Гладь реки была тусклой, плоской, будто жирную кожу натянули на бесформенную, медлительную тушу.
— Уже почти все, — произнесла Астрид, кивнув в сторону церкви.
Представитель похоронной конторы поджидал их на церковном крыльце, а вместе с ним — низенькая белокурая женщина. Оба в приличных темных костюмах, он — при сером галстуке и в белой рубашке. Похоронщик представил свою сослуживицу, затем протянул Астрид руку и сказал: «Пойдемте за мной в ризницу». Астрид и белокурая последовали за ним. В церкви стояла прохлада, но воздух был затхлый, будто помещение давным-давно не проветривали. Пастор оказался молод, Вероника даже подумала, что он едва ли старше нее. Он все время стискивал ладони у груди, словно молился, но, скорее, не из набожности, а от волнения. Пастор сразу же протянул руку Астрид. Смотреть на Веронику он избегал.
В церкви никого не было, если не считать трех старушек в последнем ряду. Двинулись к алтарю — впереди пастор, за ним Астрид, опиравшаяся на руку Вероники, а замыкали маленькую процессию похоронщики. Простой деревянный гроб украшал лишь веночек из серебряной канители. По обе стороны гроба поблескивали высокие напольные кованые канделябры в половину человеческого роста, и в них горели свечи.
Астрид села в первом ряду, Вероника устроилась рядом, с краю, у прохода; похоронщики деликатно заняли второй ряд. Пастор прочел все полагающиеся молитвы, но ни слова не сказал о покойном лично. Веронике казалось, что слова улетучиваются, стоит пастору их произнести, мгновенно теряют смысл и бесследно растворяются в просторном и молчаливом сумраке церкви. Когда пастор дочитал заупокойную службу, заиграл орган, но Астрид не встала. Глаза ее впились в гроб, она беззвучно что-то шептала. Потом тронула Веронику за локоть, чтобы та ее пропустила. Старушка прошла к гробу и остановилась у изножья. Какой бы хрупкой она ни выглядела, но держалась прямо и уверенно, расправив плечи. И голову не в молитве склонила — наоборот, вскинула высоко. Губы Астрид шевелились, но слов Веронике было не разобрать. С минуту Астрид стояла неподвижно, шепча что-то себе под нос, потом порылась в кармане, вынула что-то, зажав в кулаке, и положила маленькую блестящую вещицу на крышку гроба. Накрыла ладонью, подержала так мгновение-другое, а потом вернулась к Веронике. Они вышли из церкви. Старушки проводили их пристальными взглядами.
Вслед за Астрид и Вероникой на церковное крыльцо вышли пастор и похоронщики. Астрид отошла в сторонку и глубоко вдыхала сырой воздух. Ее спросили, пойдет ли она на само погребение, Астрид помотала головой. Похоронщик склонил голову набок, присмотрелся к старушке, но ничего не сказал, лишь вежливо распрощался, после чего вместе с сослуживицей и пастором вернулся в церковь, а Вероника и Астрид направились прочь, к воротам. Щебенка поскрипывала у них под ногами. Старушка вновь опиралась на Веронику. У самых ворот она вдруг спохватилась: «Я сейчас», — с этими словами Астрид торопливо обогнула церковь и двинулась к кладбищу. Догнать ее? Или не стоит? Вероника все-таки направилась следом. У самой кладбищенской стены Астрид с трудом опустилась на колени и извлекла из своего пакета маленький букетик полевых цветов. Положила на надгробие дочки. Погладила каменную плиту и некоторое время сидела коленопреклоненной. Вероника протянула ей руку, Астрид кивнула, встала, отряхнула травинки с колен. Пакет она крутила и комкала в руках.
— Я вернула кольцо, — произнесла Астрид. — Не надо было его и принимать. И не надо было ждать так долго, чтобы проститься с ним. Но теперь все кончено. Совсем.
…Глубоки, потаенны мгновенья, когда
Нам чистая радость дана[35].
Тридцать один. Мне исполнился тридцать один год, думала Вероника. Она лежала в постели. Сегодня суббота, шестое июля, ее день рождения. По потолку растекается солнечный свет. Час еще ранний, но ветерок, веявший сквозь сетку от комаров на окне, был теплым, как живое тело. Вероника сбросила простыню и повернулась на бок, зажав ладони между бедрами. Лежала нагишом и пыталась вспомнить утро своего дня рождения годичной давности. В ином мире и иной жизни.
«С днем рождения, Вероника». Она ощутила, как его губы скользнули по ее бедру. Нырнула под одеяло с головой, потянулась к лицу Джеймса. Они целовались, потом он мягко повалил ее навзничь, покрыл поцелуями грудь и живот. Принимая его в объятия, она почувствовала прилив такой ослепительной радости, что казалось, Вселенная осветилась вспышкой и заиграла всеми цветами радуги.
Потом они лежали рядом, голова Вероники покоилась у него на груди, и ее влажные волосы прилипли к его коже. Она сказала: «Сегодня мой день рождения. Мой первый день рождения. Сегодня начинается моя жизнь». Закрыла глаза и вдохнула запах его кожи. Да, поняла Вероника, рождение именно таким и бывает — нечто горячее, пахучее, опасное для жизни. И в то же время победоносное.
Весь день они занимались тем, к чему она приобрела вкус в Новой Зеландии. Походили по художественной галерее, потом долго блуждали по магазинчикам на главной улице, навестили и ее любимый книжный. Выпили кофе со сливками, причем Джеймс попросил, чтобы на шапке сливок нарисовали сердечко. Он объяснил официантке, чего хочет, и она засмеялась вместе с ним. Джеймс умел рассмешить любого.
