Книга Красота в наследство - Ольга Сенько

— Зачем?

— Ну… Просто так… сама не знаю… интересно… посмотреть на него хочу.

— Нет уж. Знакомить не буду. Хочешь, сама знакомься. А ты знаешь, что он калека?

— Какой калека?

— А что, в деле этого нет?

— Ну я же дела не читала, а Валерка ничего не сказал.

— Полный калека. Еле ходит.

— Так, наверное, его в зоне изуродовали. Тех, кто по таким статьям сидит, знаешь как там любят?

— Да нет, не в зоне. Он инвалид с детства. Полиомиелит перенес. Ходит с палкой. Причем еле-еле.

— Ни фига себе, елки-палки, — присвистнула Оксана и завопила: — Ну познако-о-омь, будь человеком!

— Спасибо тебе, конечно, но уволь меня. Сама знакомься, если тебе надо. Только я не понимаю зачем. Он, между прочим, не Распутин, — намекнула Ирина на сексуальную распущенность подруги.

— Все равно интересно. Знаешь, Ириш, ну так скучно мне жить, ты себе представить не можешь! Хочется чего-то, а кого — не знаю.

— Ничем помочь не могу. Извини, — сухо отрезала Ирина. Оксана ретировалась, унося на лице обиженную гримасу.

«Дура. Полная дура», — подумала Ирина и забыла про нее.

Собираясь за портретом, Ирина решила взять с собой мужа. Она перестала бояться Стаса, но что-то на душе было. Какая-то царапина. А так будет проще и легче, тем более что ей было уже почти все равно, что у него получилось. Каков он — этот таинственный портрет, про который уже все знают, даже неинтересно.

В мастерской был полумрак, портрет был повернут к окну.

— Смотрите, — равнодушно кивнул автор, почти не глядя на заказчиков. Его, казалось, абсолютно не интересовала их реакция.

Скамьи на портрете не было. Ирина парила в пространстве, раскинув руки, в своем серебристом платье, как будто сидела на облаке, ее красивое лицо было задумчиво и мечтательно, как будто мечтала она о счастье, а оно все не шло и не шло ей в руки, но она надеялась и ждала. Хорош был и фон — с портрета в мастерскую лился теплый свет, как и со всех картин Стаса.

Восхищенный Женька застыл. Он смотрел то на свою Ирину, то на портрет, молчал-молчал, потом сказал:

— Здорово!

Стас в ответ поморщился.

— Я такого не ожидал. Ириша, как тебе?

— Тебе действительно нравится? — спросила она с чуть заметной усмешкой.

— Очень.

— Мне тоже.

Пользуясь тем, что муж впился взглядом в полотно, она устроила матч-реванш — последние гляделки. Это был уже массированный артобстрел. Тем более что на стеклянном столике Ирина увидела одну пустяковину. Это была всего лишь маленькая штучка для волос, в просторечии — фенечка, какие носили теперь девчонки.

«Ну что, мастер отгадок женских тайн? — читал он в ее взгляде. — Что ты из себя строишь? По какому праву ты на меня смел так смотреть, ты, жалкий инвалид, извращенец. Я сама умею разгадывать чужие тайны. Я все знаю о тебе. Дочь? Ты пытался меня испугать? Ты?..»

А Женька тем временем отсчитывал зеленые. Две тысячи баксов. Одну он добавил от себя. За жену, за красоту, за талант. По отношению к Ирине он всегда был щедр, хотя, как всякий бизнесмен, умел считать деньги. Неизвестно, в чью пользу закончился этот раунд, поскольку в прощальном взгляде, брошенном художником вслед красивой паре, недвусмысленно читалось: «Подавитесь моим талантом».

— Странный он какой-то, этот Кричевский, — сказал ее муж, когда они вышли из мастерской.

— Да. Шизоид. Но не будь он таким, не было бы и такой картины. Ты согласен?

— Наверное. Тебе виднее, Ириша. Мне действительно понравилось. Это шедевр. — Ирина поморщилась. Шедевр — не шедевр, только время может дать оценку портрету, а его побаивалась.

Шедевру отвели достойное место в доме, убрав из гостиной все остальные картины, и сняли урожай восхищения со стороны знакомых. И Авербух тоже его видел — Ирина выполняла свои обещания.

— Милочка, мне кажется, что это лучшая работа Стаса. Он ведь не раскрылся еще, несмотря на свои годы, вы знаете теперь почему. Но, прошу меня простить, быть может, я не прав, вы тут какая-то не такая. Очень похожая, но не такая.

Ирина тоже это чувствовала. Старый еврей попал в точку. Недаром между ними сразу возникло взаимопонимание. Действительно, в пространстве парила сама красота. Но слишком изменчивая. Она неслась над миром, опустошая его. Она была то земной женщиной, созданной для того, чтобы доказать есть в мире совершенство — вот оно, то инопланетянкой, случайно залетевшей на голубой шарик и равнодушно парящей над ним.

Со Стасом Ирина никогда больше не встречалась. Дней через десять к ней забежала Оксана и, задыхаясь от негодования, донесла:

— Ириша, нет, какая сволочь! Что он себе позволяет, этот жалкий мазила. Представляешь, он меня просто послал. Наглец! Жалкий урод! Извращенец чертов! Возомнил о себе, Гумберт несчастный! Ну ладно, мы еще посмотрим, как он запоет дальше. Можно и опять его определить туда, где ему самое место. Я слышала, что он своим гнусным привычкам не изменил. Опять с малолетками.

— Да успокойся ты! — успокаивала Ирина как могла. — Зачем он тебе? Пусть живет.

— Да черт с ним, конечно. Но знаешь: что-то в нем есть. Глаза у него странные…

— Глаза как глаза. Тебе показалось.

Через пару месяцев все тот же всезнающий Авербух сообщил ей, что Стас уехал во Францию. И больше она его никогда не видела. Лишь попадая в Париж и бродя по людным улицам, она вспоминала его, и временами казалось, что она чувствует на себе его взгляд. Но это только казалось.

А жизнь продолжалась, ее прочный и надежный дом требовал внимания. Сын из красивого ребенка постепенно превращался в красивого подростка, ладного и спортивного. Ирина препоручила его репетиторам и спортивным тренерам, а поэтому видела нечасто, и вопрос о дальнейшем образовании в Англии уже был решен.

А вот муж требовал доработки. Хотя ничто, абсолютно ничто не вызывало беспокойства. Женька принадлежал ей. Собственно, он всегда был ее собственностью, с того самого момента, когда они впервые встретились, хотя жаждал быть ее завоевателем, владеть ее телом и душой. Шаг за шагом, день за днем, год за годом его притязания сокращались, сжимались, как шагреневая кожа, и в результате ограничились территорией, где Ирина поставила вешки. Ему досталось только тело. И то не все. Ему достался фантом, который жена помещала на супружеское ложе, потом смотрела из угла комнаты или с потолка, как он жадно и страстно его ласкает, и прицельно дергала за ниточки, как кукловод. Тело было тренированно и слушалось. Конечно, все это было скучно, несмотря на постоянное разнообразие сценария ночи. Ирина была режиссером-постановщиком и актрисой в одном лице. Сценарии заимствовались из разных источников — японских книг, американских пособий и даже из учебников по сексопатологии. Исполнение шлифовалось до полной достоверности. Ведь ее муж был далеко не глуп, и она это знала. В Женьке сочеталось все: интеллект, практичность, готовность к риску, умение поступаться многим ради еще большего, хорошая, прямо скажем, удачная внешность и обаяние. К разным людям он умел применять многие свои качества, и только для нее одной выкладывал все, что имел. Любовь его была бескорыстна. Постепенно он сам снял перед ней всю кожу и остался беззащитным. Дотронься пальцем, занеси микробов — умрет.