Книга Воды слонам! - Сара Груэн

Вдоль стен кухни толпятся неряшливо одетые молчаливые люди с голодными глазами. Когда Марлена отходит от стойки, один из них устремляется к ней. Это высокий изможденный мужчина с впалыми щеками. В других обстоятельствах он мог бы, пожалуй, показаться красавцем.

— Леди! Эй, леди! Поделитесь, а? Хоть кусочком хлеба!

Марлена останавливается прямо перед ним. Взгляд у него голодный, в глазах застыло отчаяние. Она переводит взор на свою тарелку.

— Ну, леди! Помилосердствуйте. Два дня во рту ни крошки не было.

— Пошли, не стой, — Август берет Марлену под локоток и решительно ведет к столу в середине шатра. Обычно мы сидим за другим столом, но я подметил, что всяк старается не прекословить Августу Марлена сидит молча и время от времени бросает взгляд на стоящих возле шатра.

— Нет, так не годится, — говорит она. — Кусок в горло нейдет, когда я смотрю на этих бедняг. — Она поднимается из-за стола и берет в руки тарелку.

— Ты куда? — резко спрашивает Август.

Марлена смотрит на него сверху вниз:

— Ну как я могу сидеть тут и обжираться, когда они два дня не ели?

— Не смей ничего ему давать, — говорит Август. — Сядь сейчас же.

На нас начинают оглядываться с соседних столиков. Август нервно улыбается и склоняется поближе к Марлене.

— Дорогая, — настойчиво продолжает он, — я понимаю, что тебе нелегко. Но если ты поделишься с ним обедом, он решит, что это повод здесь задержаться. И что тогда? Дядюшка Эл уже выбрал, кого хотел. Этому парню не повезло. Ему нужно двигаться дальше, и чем скорее, тем лучше. Это исключительно для его пользы. Так будь же к нему добра.

Глаза у Марлены суживаются до щелочек. Она ставит тарелку на стол, подцепляет вилкой свиную отбивную и с размаху шлепает на кусок хлеба. Стащив еще один кусок хлеба с тарелки Августа, она накрывает им отбивную и отбывает.

— И что, скажи на милость, ты вытворяешь? — кричит ей вслед Август.

Однако она направляется прямиком к изможденному просителю, берет его за руку и впечатывает туда сэндвич. После чего под жидкие аплодисменты и свист с той стороны шатра, где едят рабочие, удаляется прочь.

Август весь дрожит от злости, на виске пульсирует жилка. Миг спустя он тоже поднимается, берет в руки тарелку и, вышвырнув ее содержимое в помойное ведро, уходит.

Я пялюсь на свою тарелку, которая буквально ломится от еды: тут тебе и свиные отбивные, и капуста, и картофельное пюре, и печеные яблоки. Надо же, весь день вкалывал как проклятый, а на еду даже смотреть не могу.

Уже около семи, но солнце все еще высоко, а воздух до сих пор не остыл. Местность сильно отличается от той, что мы оставили позади, на северо-востоке. Это совершенно высохшая равнина. Ярмарочная площадь заросла высокой травой, вытоптанной, покоричневевшей и ломкой, словно сено. А по краям, вдоль путей, все заполонили сорняки с жилистыми стеблями, мелкими листочками и скученными соцветиями. Они как будто созданы для того, чтобы тратить жизненные силы впустую, вытягиваясь все ближе к солнцу.

Проходя мимо конюшни, я замечаю в ее скудной тени Кинко. Перед ним елозит, припав к земле, Дамка, и каждые несколько дюймов беспомощно оставляет за собой коричневые лужицы.

— В чем дело? — останавливаюсь я рядом с ними.

Кинко угрюмо поднимает на меня глаза.

— А что, разве не видно? Ее несет.

— Что она ела?

— Поди уследи.

Наклонившись, я разглядываю одну из лужиц: вдруг это просто глисты? Но, похоже, все чисто.

— Спроси на кухне, нет ли у них меда.

— Чего-чего? — Кинко выпрямляется и косится на меня.

— Меда. А если вдруг найдется порошок из коры вяза, можешь добавить туда же. Но и ложки меда должно хватить.

Кинко хмурится, уперев руки в боки.

— Ладно, — с сомнением в голосе говорит он и отворачивается к собаке.

Я продолжаю свой путь и в конечном счете обосновываюсь на островке травы неподалеку от зверинца «Братьев Фокс». Вокруг зловещая пустота, как если бы он стоял посреди минного поля. Никто не решается подойти ближе чем на двадцать ярдов. Внутри, должно быть, сущий ад, но чтобы туда зайти, мне пришлось бы для начала связать по рукам и ногам Дядюшку Эла и Августа и угнать фургон с водой. Я все больше впадаю в отчаяние и дохожу до того, что не могу усидеть на месте. Вскочив на ноги, я спешу в наш зверинец.

Хотя корыта наполнены водой, а вентиляция работает исправно, животные от жары впали в оцепенение. Зебры, жирафы и прочие травоядные стоят, вытянув шеи и полуприкрыв глаза. Даже я, к глазам и ушам которого безжалостно липнут мухи, не шевелится. Я сгоняю пару штук, но они тут же возвращаются. Безнадежное занятие.

Белый медведь развалился на брюхе, вытянув вперед морду. В покое он кажется безобидным и даже симпатичным, нижняя часть туловища словно бы притягивает его к земле. Он глубоко, прерывисто вдыхает и испускает протяжный то ли стон, то ли урчание. Бедняга. Едва ли в Арктике бывает так жарко.

Орангутаниха лежит на спине, раскинув лапы. Повернув голову, чтобы взглянуть на меня, она печально моргает, будто бы извиняясь, что не способна на большее.

— Ничего, — взглядом отвечаю я. — Я все понимаю.

Она вновь моргает и поворачивает голову обратно, поднимая глаза к потолку.

Когда я добираюсь до лошадок Марлены, они, узнав меня, фыркают и тычутся мордами мне в ладони, все еще пахнущие печеными яблоками. Обнаружив, что я ничего им не принес, лошади теряют ко мне всякий интерес и снова впадают в апатию.

Кошки абсолютно неподвижно лежат на боку, полуприкрыв глаза. Если бы не мерное шевеление ребер, можно было бы подумать, что они уже сдохли. Я долго их разглядываю, прижавшись лбом к прутьям клетки, и наконец разворачиваюсь, чтобы уйти. Однако не пройдя и трех футов, поворачиваю обратно. До меня вдруг доходит, что пол в их клетках подозрительно чистый.

Марлена и Август спорят так громко, что их слышно еще за двадцать ярдов до Марлениного костюмерного шатра. Внутрь я не захожу — нет никакого желания вмешиваться. Подслушивать тоже не хочется, так что в итоге я собираюсь с силами и кричу прямо через крыло шатра:

— Август! Эй, Август!

Голоса затихают. Слышится шорох, кто-то пытается кого-то утихомирить.

— Ну, что еще? — кричит Август.

— Скажи, Клайв накормил кошек?

В щели между крыльями шатра появляется его лицо.

— Ну… Да. Прямо скажем, проблемы были, но мне удалось их решить.

— Как?

— Завтра утром все будет. Не беспокойся. С ними ничего не случится. О боже! — произносит он и вытягивает шею, словно пытаясь разглядеть что-то за моей спиной. — Что там еще стряслось?

К нам торопится Дядюшка Эл в красном жилете и в цилиндре, загребая землю обтянутыми клетчатой тканью ногами. За ним, расталкивая друг друга локтями, лишь бы только не отстать, тянется толпа подхалимов.