Книга Воды слонам! - Сара Груэн

После того как Дядюшке Элу стало известно, что власти еще не оприходовали грузовых лошадей «Братьев Фокс», целую кучу неописанных лошадок перевели из одной конюшни в другую. Слияние, так сказать. Однако не только Дядюшке Элу пришла в голову эта мысль: множество окрестных фермеров толпятся вокруг ярмарочной площади с веревками в руках.

— Они что, просто их отсюда уведут? — спрашиваю я у Пита.

— Возможно, — отвечает он. — Но мне до них и дела нет, покуда они не трогают наших. Однако держи ухо востро. Еще день-другой тут будет полная неразбериха, и я не хочу, чтобы наши тем временем пропали.

Поскольку нашим тяжеловозам выпала двойная работа, теперь они все в мыле и тяжело дышат. Я уговорил представителя властей открыть пожарный кран, чтобы их напоить, но ни сена, ни овса пока нет.

Когда мы наполняем последнюю лохань, возвращается Август.

— Что, к чертям собачьим, вы тут делаете? Эти лошади проторчали три дня в поезде, выведи их на мостовую и погоняй как следует, чтоб не расслаблялись.

— Сам погоняй, а то не воняй, — отвечает Пит. — Протри глаза. Как ты думаешь, что эти лошадки делали последние четыре часа?

— Вы что, использовали наших лошадей?

— А кого, черт возьми, нам надо было использовать?

— Их лошадей, ясное дело.

— Да я знать не знаю их гребаных лошадей! — кричит Пит. — И какого черта использовать их лошадей, если нам все равно нужно гонять наших, чтоб не теряли формы?

Август открывает рот, но потом снова закрывает и исчезает.

Вскоре на площадь съезжаются грузовики. Один за другим они задом подъезжают к кухне и сгружают невероятные количества еды. Повара принимаются за работу, и в мгновение ока запах вкусного обеда — настоящего обеда — поднимается над котлом и разносится по площади.

Следом за грузовиками прибывают фургоны с кормом и подстилками для животных. Когда мы вносим в конюшню сено, лошади принимаются ржать, фырчать и вытягивать шеи, набивая рты прежде, чем сено коснется земли.

Обитатели зверинца рады нам ничуть не меньше. Шимпанзе пронзительно кричат и раскачиваются на прутьях клетки, скаля зубы. Хищники ходят из угла в угол. А травоядные трясут головами, фыркают, повизгивают и чуть ли не тявкают от волнения.

Я открываю клетку, где живет орангутаниха, и ставлю на пол поднос с фруктами, овощами и орехами. Когда я закрываю дверь, она высовывает из клетки длинную мохнатую лапу и указывает на апельсин на другом подносе.

— Что? Хочешь этот?

Она продолжает тыкать пальцем, глядя прямо на меня и моргая близко посаженными глазами. Лицо у нее вогнутое и напоминает большую тарелку, окаймленную рыжими волосками. Никогда не видел такой возмутительно прекрасной особи!

— На, — говорю я, протягивая ей апельсин. — Возьми.

Она берет и кладет его на землю, после чего вновь высовывает лапу. Отметая опасения, я протягиваю ей руку. Она обхватывает мою ладонь пальцами и отпускает, после чего усаживается на пол и принимается чистить апельсин.

Я таращусь на нее в полном изумлении. Она меня поблагодарила!

— Ну, хватит! — говорит Август, когда мы выходим из зверинца, и хлопает меня по плечу.

— Пойдем, выпьем, малыш. В костюмерной у Марлены есть настоящий лимонад, а не тот сироп, что продают в ларьках. А мы еще капнем туда виски. Что скажешь?

— Подождите минутку, — отвечаю я, — мне еще нужно заглянуть во второй зверинец.

Из-за не вполне понятного статуса грузовых лошадок «Братьев Фокс», поголовье которых в ходе дня изрядно по уменьшилось, я лично сходил и убедился, что их накормили и напоили. Но экзотических животных и лошадей, выступающих на манеже, я еще не видел.

— Нет, — твердо говорит Август. — Ты пойдешь со мной.

Я в удивлении поднимаю глаза:

— Хорошо. Конечно. Но вы уверены, что всех накормили и напоили?

— Рано или поздно их накормят и напоят.

— Что? — переспрашиваю я.

— Рано или поздно их накормят и напоят.

— Август, сейчас, черт возьми, не меньше тридцати градусов в тени. Не можем же мы оставить их без питья!

— Можем. Ровно так мы и поступим. Так уж Дядюшка Эл ведет дела. Они с мэром еще малость по препираются, до мэра дойдет, что ему совершенно некуда девать всех этих чертовых жирафов, зебр и львов, снизит цены, и вот тогда — и только тогда! — нам будет позволено ими заняться.

— Простите, но я так не могу, — я поворачиваюсь, чтобы уйти.

Август хватает меня за запястье, приближается ко мне настолько, что его лицо оказывается в дюйме от моего, и приставляет палец к моей щеке:

— Можешь-можешь. О них позаботятся. Только не сразу. Так уж у нас тут принято.

— Но это же бред собачий!

— Для Дядюшки Эла обустройство цирка — это вид искусства. Мы стали тем, что мы есть, лишь благодаря ему. Кто, ко всем чертям, знает, что у них в этом шатре? Если ничего интересного, то и ладно. Кому какое дело? Но если там есть хоть что-то, что ему по нраву, а тут ты влезешь в его дела — и в результате ему придется выложить больше, — то, поверь мне, уж он-то с тобой разберется. Понял? — цедит он сквозь стиснутые зубы и повторяет, намеренно отделяя каждое слово от следующего: — Скажи… ты… понял?

Я смотрю ему в глаза, не мигая.

— Вполне.

— Вот и славно, — Август убирает палец от моей щеки. — Вот и хорошо, — повторяет он, кивая и смягчая гримасу, и, наконец, выдавливает из себя смешок. — Скажу я тебе, этот виски хорошо идет.

— Пожалуй, я не буду.

Он оглядывает меня и пожимает плечами:

— Как хочешь.

Я усаживаюсь на некотором расстоянии от шатра с брошенными животными и смотрю на него со все возрастающим отчаянием. Внезапный порыв ветра вздымает крыло шатра. Господи, у них даже вентиляции нет! Никогда еще голова моя так не плавилась от жары, а горло так не пересыхало. Я снимаю шляпу и покрытой налетом песка рукой утираю пот со лба.

Когда над кухней взмывает оранжево-голубой флаг, призывающий к обеду, в очередь выстраиваются и новые работники «Братьев Бензини». Их легко отличить по зажатым в кулаках красным талончикам. Толстяку повезло, повезло даже бородатой женщине и нескольким карликам. Дядюшка Эл взял только артистов, причем один бедняга вновь потерял работу буквально через несколько минут, когда Августу показалось, что он, выходя из вагона, не так взглянул на Марлену.

Еще несколько человек от «Братьев Фокс» тоже пытаются пристроиться в очередь, но Эзра не пропускает никого. Его работа — знать всех и каждого в лицо, и тут уж, поверьте, ему нет равных. Завидев очередного бедолагу, он поднимает большой палец, и за дело берется Черныш. Кому-то из отвергнутых удается даже ухватить пригоршню харчей, прежде чем его вышвыривают из кухни головой вперед.