Книга Желания - Ирэн Фрэн

— Вероятно, она забыла, — произнес чей-то тихий голос. — Это бывает. А может, неожиданный клиент. Когда люди хотят купить дом… Это безумное желание — хотеть дом. Как удар молнии. Его надо немедленно удовлетворить.

Это оказалась Крузенбург. До этого она так мало говорила, что Тренди, услышав ее, буквально подскочил от изумления. Ее голос напоминал пение, слова сливались в возбуждающе пленительную мелодию, удивительную на этих жестоких губах.

Похоже, все разделили его удивление. Все, кроме Юдит. Она поднялась с кресла и подошла к книжным полкам.

— Она не придет, — произнесла Юдит. — Я хочу сказать, больше никогда не придет.

— Ты пьяна, — заявила Рут. — Пора возвращаться.

— Нет. Я не пьяна. Не больше, чем остальные. И не хочу уходить.

Ее щеки горели, но она прекрасно владела собой.

— Анна Лувуа не придет, — повторила Юдит. — Она умерла. Разбилась на машине. Только что, на дороге. На дороге, ведущей сюда.

Она говорила это как нечто очевидное.

— Ты пойдешь со мной, — приказала Рут.

— Нет. Я остаюсь, — последовал сухой ответ.

— Мне надоело. — Рут повернулась к Командору. — Ваши комедии меня утомляют.

Она старалась скрыть волнение, но ее голос дрожал. Тренди попытался вмешаться:

— Юдит, прошу… Пойдем.

— Нет. Иди с моей матерью. Я остаюсь. Кажется, здесь собирались играть? Я хочу играть. Оставь меня.

Как он мог противостоять желаниям Юдит, противиться ее капризам? Тренди подчинился. Внешне он оставался спокойным, и никто не заметил, что он клянет себя. Рут и Тренди вернулись на «Светозарную». Обоих одолела бессонница. Они молча сидели перед камином в гостиной, ожидая неизвестно чего. Что-то должно было произойти. Поднялся ветер, очень сильный ветер, предвещавший бурю. Внезапно послышались удары колокола.

— «Король рыб», — выдохнула Рут. — Скоро будет буря. Начинается День Всех Святых.

— Никогда не слышал этот колокол.

— Он всегда звонит в бурю.

— Но в бурю во время равноденствия…

— В этом году равноденствие наступает не в срок. Да и голова у вас была занята другим. Обычно колокол звонит зимой. В День Всех Святых приходят просить справедливости затонувшие корабли. В этот день нельзя ловить рыбу.

Рут вытащила из пучка все шпильки. Волосы рассыпались по спине.

— Я не верила в эти истории.

— Корнелл вас убедил…

— Я никогда не верила. Море — это простая вещь. И, как все простые вещи, очень далекое от нас. И очень злое. Но нам лучше пойти спать. Уже слишком поздно.

Тренди понял, что она хотела сказать: слишком поздно для того события, которого они ждали. Они вышли в вестибюль и уже собирались пожелать друг другу спокойной ночи, как зазвонил телефон.

— Подождите! — крикнула Рут и побежала к себе в комнату.

Она боялась. Страх охватил Тренди. Рут почти сразу вернулась.

— Подойдите к телефону, — попросила она. — Это месье Леонар. Я больше не могла его слушать. Я попросила его подождать. Идите. Телефон в моей мастерской.

Он вошел в коридор, ведущий в комнату, где работала Рут. И тут, среди незнакомых стен, среди запаха кожи и клея, он услышал от Леонара то, что уже не было новостью. Прекрасная Анна Лувуа была мертва. Ее машина, не вписавшись в поворот, врезалась в стену. Тренди захотел отправиться на место происшествия немедленно. Рут отказалась его сопровождать. Он выкатил свой мотоцикл и, несмотря на ночь и бурю, добрался туда меньше чем за час. Это произошло на опушке леса, в том месте, которое они проезжали вместе с Анной после своего безрассудного побега. Толкаясь среди людей, невзирая на поздний час собравшихся возле покореженных останков машины, Тренди узнал подробности несчастного случая. Анна была седьмой жертвой этого смертельно опасного поворота. Машина разбилась о фасад пустовавшей фермы, украшенный полинявшей росписью: плачущей луной — эмблемой позабытой марки крема для обуви. Анна Лувуа сгорела заживо. Когда подоспела помощь, все уже было кончено. Возле автомобиля Тренди нашел уцелевшую вечернюю перчатку и петлицу из стразов, украшавшую лиф ее платья.

Утром, когда он вернулся на «Светозарную», буря усилилась. Рут закрепляла ставни. Тренди предложил свою помощь. Ему не пришлось спрашивать о Юдит. Едва они вошли в дом, Рут протянула ему письмо от дочери, переданное ей несколько часов назад. «Я остаюсь здесь, — писала Юдит. — Так лучше для моей живописи. У меня есть некоторые идеи. Предупреди Тренди». После имени Тренди Юдит, видимо, изменила рука, и она не нашла в себе сил подписаться. Тем более она не решилась подписать письмо названием «Дезирады».

— Когда-нибудь это должно было случиться, — сказала Рут. — Корнелл меня предупреждал. Соблазн тайны. Сила секрета.

Профессор позвонил Рут и сообщил, что на рассвете Сириус забрал у него кисти, эскизы и картины Юдит — все материалы, необходимые ей для рисования. Корнелл не протестовал: Сириус передал ему записку от Юдит. Он унес все, кроме помеченных ею журналов и фотографий.

— Это даже не каприз, — проговорила Рут, — а какое-то безумие.

А буря усиливалась. Дикие удары волн время от времени сопровождали удары колокола «Короля рыб». Между землей и морем разразился бой, более жестокий, чем обычно, и они подпитывались взаимной ненавистью. После полудня, несмотря на дождь и ветер, Тренди вывел мотоцикл и уехал в Париж. Рут не решилась его удерживать. Свои карточки и скелеты он оставил. «У нас есть выбор только между бегством и гибелью», — сказал Корнелл во время их прогулки по пляжу. Он был прав. Тренди выбрал бегство. Поступая так, он думал, что, возможно, бежит от своей гибели.

Глава 15

Тренди приехал в Париж среди ночи. Буря утихла. Было холодно, что казалось таким же непривычным, как жара в конце лета. Город застыл, накрытый первыми заморозками. Зима пришла рано. Но больше всего удивляло другое. Обычно в это время улицы были пусты, все сидели по домам, даже большие любители развлечений. А тут почти все население города вышло на улицы. Может, все дело было в неожиданном холоде? За окнами ресторанов, — по какой-то странной моде освещенных свечами, Тренди увидел множество посетителей. В домах же горело очень мало окон, и не только потому, что время было позднее. Похоже, все переселились на землю, а то и под землю. То тут, то там на мощеном плитами тротуаре или на повороте темной улицы Тренди попадались открытые и освещенные канализационные люки, откуда доносилась разнообразная музыка — модное танго, примитивные, монотонные и оглушительные ритмы или классические мелодии, по большей части торжественные, вроде той, что пела Крузенбург в первый вечер на «Дезираде».

«Дезирада»… Тренди старался о ней не думать. Само это название вызывало в нем гнев. «Я спал, — говорил он себе, — надо бежать, это все еще проделки чудовища Корнелла, Великой Спящей Рыбы, мечтательной и зловредной, быстрее домой, там все наладится, я буду спать, спать долгие часы и дни, и все забуду». Он ничего не забыл. Несмотря на внимание, которое требовало управление мотоциклом на мокрой дороге, несмотря на холод, усиливавшийся по мере того, как он удалялся на запад, название «Дезирада» постоянно крутилось у него в голове. Он гнал его, а оно опять возвращалось, настойчиво завладевало его мозгом, и в конце концов опускалось ниже и застревало на пересохших губах. А потом приходили и все другие имена и названия, усиливавшие его боль: Рут, Анна, «Светозарная» и, наконец, Юдит.