Книга История любви в истории Франции. Том 7. Наполеон и его женщины - Ги Бретон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довольно забавная роль для итальянки.
Она стала идолом столицы, получала от Бонапарта кругленькую сумму ежемесячного содержания — двадцать тысяч франков (шесть миллионов наших прежних "франков) в месяц, часто бывала у месье Талейрана и была принята даже у Пьера-Жана Гара в салоне с самым узким кругом посетителей — этот певец-педераст был так знаменит, что парижане копировали не только его манеры, но даже его нервный тик…
Вскоре она обзавелась любовником — известным скрипачом и принимала у себя поочередно его и Первого Консула. Сравнивая двух любовников, она начала остывать к Бонапарту, его «любовь украдкой» и нередко наспех не всегда удовлетворяла эту даму.
Бонапарт узнал о сопернике случайно. Однажды он упрекал Фуше за то, что тот не всегда находится в курсе событий. Начальник тайной полиции возразил:
— "Может быть, о чем-то я и не знаю, но что знаю, то знаю. Вот, например, знаю, что некто, невысокий мужчина изящного сложения, закутанный в серый плащ, часто выходит по ночам из Тюильри через потайную дверь в сопровождении лакея. Он садится в маленькую каретку и едет к синьоре Грассини. Закончив с делами, для которых он ее посещает, он возвращается в Тюильри.
А после этого туда же является крупный высокий мужчина и занимает его место в постели певицы. Невысокий мужчина — это Вы, а тот, что приходит вслед за Вами, — скрипач Род, с которым синьора Вас обманывает".
Разоблачение было неожиданностью для Первого Консула. Бонапарт промолчал, повернулся к Фушеспиной и начал насвистывать итальянскую песенку.
Через неделю Грассини в сопровождении своего скрипача покинула Париж.
«Есть вопросы, на которые ответ вовсе и не нужен, — настолько он очевиден».
Жан Жорес
Летом 1801 года Жозефина, все еще надеявшаяся забеременеть, снова поехала на курорт Пломбьер, воды которого, как я уже говорил, исцеляли от бесплодия…
В ее отсутствие Бонапарт расположился в Мальмезоне с Гортензией и несколькими красивыми дамами. Среди них была Лаура Пермон, будущая герцогиня д'Абрантес, которая в двадцать лет вышла замуж за Жюно.
Первый Консул был весел, как никогда. Он смеялся, играл в карты и бегал по лужайкам взапуски с гостьями. Играл он с ними в обгонялки и на другой манер. Мадам Жюно, будущая герцогиня д'Абрантес, рассказывает в своих мемуарах весьма занятную историю. Послушаем ее:
"Однажды утром я крепко спала. Вдруг я была разбужена громким стуком в дверь и неожиданно увидела у своей постели Первого Консула. Я решила, что это мне снится и потерла глаза. Он захохотал:
— Да, это я! — сказал он. — Почему Вы так встревожены?
Я посмотрела на часы — пять часов!
— В самом деле, — заметил он, когда я показала ему на стрелки часов, — еще так рано? Ну, тем лучше, давайте поболтаем.
И, взяв кресло, он поставил его в изножье моей кровати и сел, скрестив ноги.
Достав из кармана толстую пачку писем, он развязал ее, бросил письма на простыни, словно на свое бюро, и принялся разбирать и читать их, иногда сопровождая ироническими комментариями. Мадам Жюно слушала, по-прежнему лежа в постели. Он разбирал и читал письма полчаса, потом, отложив один, два, три — четыре конверта с надписями: «Первому консулу, лично. Только в собственные руки», воскликнул;
— Ага! Вот они!
Читая их, вспоминает будущая герцогиня д'Абрантес, он развеселился и иногда восклицал, словно обращаясь к автору письма.
— А! Какие комплименты. Лестный портрет, но это в самом деле я! Это я! Да, действительно, руки у меня красивые, — и он повертел своими небольшими изящными кистями рук, — что и говорить!
Наконец, он дошел до последнего конверта, как и остальные, безбожно надушенного розовой эссенцией.
— О, да это объявление — нет, не войны, а любви. Эта красавица, которая в меня влюбилась, предлагает мне заключить с ней мирный договор любви. С этого дня она будет ждать вести от меня, и если я захочу ее увидеть, я должен приказать часовому у ворот на Буживаль, чтобы он пропустил даму в белом, которая скажет: «Наполеон!» С сегодняшнего же вечера, черт возьми!
— Боже мой, — вскричала я, — но Вы ведь не будете так неосторожны?
— А что Вы имеете против того, чтобы я поехал на эту встречу?
— Что я имею? Какой странный вопрос? Бог мой, да ведь эта дама, конечно, какая-то дрянь и нанята Вашими врагами… Это ловушка!
Бонапарт снова бросил на меня пристальный взгляд; а потом расхохотался:
— Я сказал это в шутку; конечно же, не такой я простак, чтобы попасться на удочку! Я все время получаю подобные письма, рандеву назначают то в Люксембурге, то в Тюильри, но уж поверьте, — я не обращаю на них никакого внимания!
Он написал коротенькую записочку, адресованную министру полиции; пробило шесть часов.
— Черт возьми, мне пора! — вскричал он, собрал с моей кровати свои письма, ущипнул сквозь простыню мою ножку и удалился, распевая фальшивым резким голосом:
"Нет, нет, это невозможно
Такой красы на белом свете не бывает!
О, до чего ж дитя это прелестно!
Эта красоточка с ума меня свела…"
После того как он ушел, мадам Жюно встала с постели и оделась, не переставая удивляться этому странному утреннему визиту.
Вечером в гостиной, часов в девять, Первый Консул подошел к мадам Жюно и сообщил ей:
— Я отправляюсь к воротам Буживаля!
Мадам Жюно посмотрела ему в глаза:
— Воля Ваша. Но Вы отлично знаете, какой ущерб причинит Франции Ваша гибель…
Бонапарт покачал головой, подумал и, отказавшись от своего намерения, направился в биллиардную.
На следующее утро мадам Жюно была разбужена таким же стуком в дверь, и Первый Консул, так же как и накануне, вошел с пачкой писем и журналов в руке. Тем же движением он бросил свою корреспонденцию на кровать, разложил ее и стал читать, одновременно болтая и пошучивая с молодой женщиной. «После этого, — пишет мадам д'Абрантес, — он ущипнул меня за ногу сквозь покрывало, попрощался и направился в свой кабинет, фальшиво напевая какой-то известный мотив…»
Сто лет историки бурно обсуждали, ограничился ли Наполеон тем, что щипал за ногу очаровательную мадам д'Абрантес или зашел в своих «ребяческих проказах» значительно дальше. Поразмыслим об этом и мы, для чего приведем еще несколько цитат из мемуаров герцогини, относящихся к этой анекдотической истории:
В своих мемуарах герцогиня д'Абрантес передает неправильное произношение Наполеона ("г" вместо "в" на итальянский манер;
Французский язык у Наполеона «хромал» до конца жизни, и он говорил «филиппики» вместо «Филиппины», «секция» вместо «сессия», «фульминация» вместо «кульминация» и т. д.
