Книга Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - Уилл Селф

В момент прозрения, когда действие травы чуть отпустило, Дэвида Элмли с силой религиозного обращения поразило еще кое-что: осознав, что он сам должен сыграть активную роль в войне между истиной и ложью, здравым умом и сумасшествием, добром и злом, он был не способен определить, кто из психиатров прав, и даже более того — не мог решить, на чьей он стороне.

Вперед ведет только один путь, заключил Элмли, возвращаясь в собственное тело, облаченное в джинсовый костюм и клетчатую рубашку, и придал себе необходимое выражение внимания. Он наведается к Баснеру, станет одним из его пациентов-убийц и тогда поймет, что делать. Или довести начатое до конца, как бы ужасно это ни было, или раз и навсегда избавить мир от изобретателя «Риддла»[36].

Шарлота вернулась из Венеции довольная собой, как ненасытный дож. Баснер вернулся на работу. Коллеги, по крайней мере, были ему рады. Они старались убедить его смотреть на вещи проще и тратить поменьше сил на преподавание и подготовку грядущей лекции в Королевском Обществе охраны Подёнок. Но Баснер жаждал снова взнуздать норовистого мустанга врачевания. В столь почтенном, прочь сомнения, возрасте, да еще с этим Массимо, сосущим эликсир его жизни, самым лучшим для Баснера было бы заниматься тем, в чем он знает толк больше всего. Он чувствовал, что если оступится теперь, то уже навсегда.

Пациент по имени Дэвид Элмли был направлен к Баснеру врачом из Фитцровии: «…проявляет признаки острой депрессии, соматические отклонения, склонность к суициду. Я направил бы его в „Сент-Мангос“, но он уверяет, что там могут возникнуть конфликты личного характера. Возможно, пациент нуждается в курсе психотерапии или даже в краткосрочном стационарном лечении». Со впалыми щеками, оттопыренными ушами, редкими волосами, Элмли вдобавок имел манеру хлопать себя по бедру, что выглядело почти оскорбительно.

— Я торгую железными скобяными изделиями для строительства, — объявил он Баснеру. — У нас бизнес с напарником, я отвечаю за петли… а теперь… хе-хе, теперь, боюсь, меня сорвало с петель…

Он подождал, пока Баснер сглотнет смешок, и бесцеремонно уселся за странно украшенный стол толсторожего психиатра, отчего стали видны тощие лодыжки его неподвижно скрещенных ног, и, вероятно, полностью погрузился в созерцание своих ярко-лиловых носков.

Так они сидели добрых пять минут, дизайнер с сорванными петлями и слесарь душ человеческих. Вначале Элмли было очень неудобно, но постепенно энергия невозмутимости Баснера распространилась и на него. Он успокоился и стал вспоминать те кратчайшие пути, что не привели ни к чему, и те безвыходные положения, что проторили дорогу сюда.

В конечном счете, вспомнив о своем могучем скрытом намерении, ради которого он оказался в этом кабинете, Элмли заговорил:

— Мне кажется, доктор Баснер, что, прежде чем вы сможете помочь мне, вам лучше узнать немного мою историю.

После чего последовала еще одна длительная и безмолвная пауза; как спускающийся с лодыжки реликт, носок удостоился еще более преданного и участливого взгляда. Затем Баснер прочистил горло громким «Э-эгхм-м-м!» и ответил:

— Не обязательно.

Это случилось неделю назад. Сейчас Элмли смотрел в окно на видневшиеся фрагменты Тутинга и неба, нащупывая в кармане пластиковую пачку таблеток. Весь путь от северного Лондона, пока он крутил педали велосипеда с крошечными колесами мимо вереницы магазинов, связывавших Воксхолл-кросс, Стоквелл, Клэпхэм, Бэлхэм и, наконец, Тутинг, умиротворение переполняло его нутро. Знаки с изображением кебаба один за другим вырисовывались из темноты, принимая очертания отрезанного человеческого бедра с торчащей костью, отчего Дэвид Элмли еще крепче уцепился за мысль, будто он сам выбрал то, к чему его принуждали.

Несколько дней спустя Элмли опять сидел в столовой «Сент-Мангос» на своем обычном месте. Была ли тяжесть в животе вызвана антидепрессантами, которые прописал ему Баснер, или это результат их побочного эффекта? А может, это было — не важно, чем вызванное — тревожное предчувствие предательства? Трудно сказать — с тех пор, как он отправился искать помощи, Элмли будто попал в комнату, увешанную зеркалами, но, заглядывая в них, он видел не свое лицо, а маски сумасшедших людей, одновременно знакомых и незнакомых ему. То ли Баснер, словно специалист по шпионам, «раскрутил» его, то ли он сам добровольно решил стать двойным агентом? Как бы то ни было, теперь он сидел и резал ножом корнуолльский пирог на серию продольных сегментов, будто готовя его для анатомического исследования, в результате которого предстояло выяснить значение нарезанного кубиками картофеля для жизни организма, и украдкой через стол поглядывая на своего друга-тире-врага.

Казалось, что с Шивой ничего необычного не происходит: он жевал сырный сэндвич, характерно откусывая мелкие кусочки передними зубами, и нервно вертел в бугристой руке бутылочку с уксусом, заставляя ее вращаться на выпуклых у основания стенках. Но если Элмли отводил глаза, а потом снова быстро бросал на них взгляд, губы Шивы превращались в кровожадные надутые красные створки, за которыми проглядывали клыки. Да и рук у него уже было не две, а четыре, и в каждой он держал по отрезанной голове. Даже бутылочка с уксусом трансформировалась в череп, когда Шива подносил ее ко рту, истекавшему кровью. Элмли затряс головой, чтобы прогнать это кошмарное наваждение, а Шива спросил: «Все в порядке?» — на что его друг пробурчал нечто невнятное и неопределенно махнул рукой.

Часть четвертая

Во внушительном, но немного обветшавшем актовом зале Королевского Общества охраны Подёнок атмосфера была гнетущая, но заинтересованная. Среднего размера группы профессионалов-единомышленников и посвященные в курс дела непрофессионалы сидели тут и там на кожаных сиденьях. Сквозь высокие узкие окна, на которых были раздернуты вельветовые гардины, виднелся Мэлл и Сент-Джеймс-парк перед ним. Вечер выдался безоблачный и очень холодный. Иней сахарной глазурью покрыл бетонированную площадку, деревья и траву, отчего проезжавшая с хрустом машина казалась блестящей, крошечной и игрушечной. В таком виде центральный Лондон представал волшебным, как и всегда, за исключением того времени, когда стада кентавров мчались по Конститьюшн-Хилл или крылатые драконы кружились в небе над Трафальгарской площадью.

Зак Баснер стоял за кафедрой, подводя итог своей самой масштабной и всеобъемлющей лекции. В самом деле, она была настолько эклектичной, что большинство слушателей, вне зависимости от образования, смогли бы с тем или иным успехом обобщить все сказанное. Он изложил чужие аргументы и привел собственные опровержения, рассказал серию уморительных анекдотов и продемонстрировал поразительную теоретическую подкованность; лекция сопровождалась рядом удивительных артефактов, разложенных на столе, застланном сукном, а ассистент показал подборку забавных слайдов. Тон выступления был выбран настолько верно, что в любой момент достаточный процент аудитории мог ощущать то приятное состояние интеллектуального возбуждения, что идеально подходит для восприятия. В общем, лекция имела безусловный успех.