Книга Man and Wife, или Муж и жена - Тони Парсонс

Потом она поведала мне историю своей жизни. Не в деталях, конечно, но рассказала мне достаточно, чтобы я узнал: в Японии она была дизайнером интерьеров, но всегда мечтала стать фотографом. Ее увлекло западное искусство фотографии: Вебер, Ньютон, Картье-Брессон, Эйвдон, Бейли… Сколько она себя помнила, ей всю жизнь хотелось заниматься только этим — смотреть на мир и запечатлевать то, что она видела. Потом что-то случилось в Токио. Она, правда, не уточнила, что именно, но я догадался, что связано это было с мужчиной. Так что она села в самолет до Хитроу, оставив позади прошлую жизнь. Оказалось, что шотландский акцент она приобрела, проучившись три года в Эдинбургском университете. Ей тогда было лет девятнадцать-двадцать, и это случилось вскоре после совместной с Джиной жизни, когда подруги делили в Токио не только свои трапезы, но и квартиру.

— Я всегда хотела учиться в Эдинбурге, — сказала Казуми. — С самого детства.

Ее совершенный английский иногда давал незначительный сбой, но тем не менее звучало это совершенно очаровательно.

— Очень красивый город и очень древний. Годы ее пребывания в Эдинбурге, должно быть, пришлись на начальный период нашего с Джиной брака. И я высказал некоторое удивление, что мы не встретились с ней тогда.

— Джина-сан была в то время очень занята в основном своими мальчиками.

Но я-то знал, что дело совсем не в этом. В начале наших с Джиной отношений мы считали себя самодостаточными. Мы искренне верили, что ни в ком не нуждаемся. Даже в самых дорогих старых друзьях. Мы позволили себе отдалиться от всех. И только когда все развалилось, мы поняли, насколько были не правы.

— Кто тот мужчина, Казуми? Ну, тот, в саду, который рыдал?

Я понимал, что вмешиваюсь, куда не следует, но эта красивая, гордая женщина, которая могла послужить причиной чьего-то нервного срыва, возбуждала мое нездоровое любопытство.

— Ах, заплаканный мужчина? Это мой муж. — Помолчав немного, она добавила: — Бывший муж.

Потом встала. Она уже много сказала. Слишком много.

— Хотите посмотреть еще фотографии Пэта? Я только что проявила пленку.

Мы прошли в бывший кабинет Джины. Дом казался почти пустым. Единственными вещами здесь были вещи Казуми. Она разложила на полу снимки стандартного размера. Ее техника была просто блестящей. Композиция, контрастность, выбор ракурса — все казалось мне, любителю, безупречным. Эти монохромные снимки моего сына, шалящего в саду, удивительно точно отражали мгновения его детства. Несмотря на то что фотографии были черно-белыми, их наполняло настоящее теплое чувство. Я снова убедился в том, что мой сын ей нравился.

— Почему вы уехали из Токио?

Мне захотелось узнать, почему она оказалась так далеко от дома. Я подозревал, что вряд ли это было связано с Картье-Брессоном или Робертом Капа.

— Я была похожа на Джину.

— Как это?

— Шуфу.

Я постарался вспомнить, что это значит по-японски, но у меня ничего не получилось. Тогда я попытался догадаться:.

— Э-э, мать?

— Нет, нет. Мать будет ока-сан. Шуфу буквально означает миссис Интерьер.

— Миссис Интерьер?

— В Англии говорят домохозяйка. В Америке их называют хозяйка дома. А в Японии — шуфу. Джина хотела быть шуфу. Нет?

— Наверное, хотела. Какое-то время.

Пока не решила, что пора вернуть себе свою собственную жизнь.

— Мой муж хочет, чтобы я была шуфу. Но мне не так уж этого хочется.

Казалось, что это ее сильно забавляет. Но я не был уверен, что так зацепило ее за живое — идея стать домохозяйкой или обязанности миссис Интерьер. А может, она таким образом просто маскировала свое смущение.

— И ничего из этого не получилось? Очевидно, нет. Не получилось. Ну и болван же ты, Гарри! Иначе она не находилась бы здесь, а в саду не рыдал бы ее муж. К тому же всякие посторонние мужчины не стучали бы к ней в дверь и не сочиняли бы разные сказки.

Но на первый раз было достаточно. Она и так сказала мне слишком много.

— В браке, — произнесла она.

Я не сразу понял, что сейчас она имеет в виду меня. Она смотрела на широкое золотое кольцо, украшающее безымянный палец моей левой руки.

— Снова женат. Женатый мужчина. Женат на другой женщине. Не на Джине-сан.

Я взглянул на свое обручальное кольцо, как будто видел его впервые. Как будто оно появилось на руке внезапно. Мне не пришло в голову снять его перед тем, как я отправился навестить Казуми.

Потому что сейчас я не могу его снять. Что-то случилось с кольцом. Оно как будто вросло в палец.

— Ничего не вышло, — сказала Казуми словно сама себе и так, как будто пробовала на вкус эту новую фразу. — Просто ничего не вышло.

* * *

Джина прислала мне фотографию. И я увидел, что у моего сына появилась новая улыбка.

Он улыбался щербатым ртом с голыми деснами, и этот незатейливый снимок тронул мое сердце. У Пэта выпали два передних верхних зуба, прямо в середине. Это придавало ему до смешного лихое выражение. Он выглядел как пьяненький матрос, который бредет на свое судно из увольнительной.

На снимке он был специально для этого случая нарядно одет. С головы до ног во все американское, что носят нью-йоркские янки: бейсболка, спортивный костюм и то, что моя мать назвала бы «аляской». Вся одежда оказалась синего цвета с белой американской эмблемой. Из-под куртки виднелась американская рубашка в бело-голубую полоску, которая была ему несколько велика.

Он выглядел как самый настоящий маленькийамериканец. Я сразу же бросился ему звонить, даже не прочитав письма Джины. Мне было безразлично, что еще находилось в конверте.

Трубку сняла Джина и сразу же позвала Пэта.

— Что случилось с твоими зубами? — спросил я его.

— Они выпали.

Он говорил на удивление спокойно.

— Больно было?

— Нет.

— Ничего, новые вырастут, Пэт.

— Знаю. Постоянные зубы взамен молочных. Мама мне объяснила.

Его передние зубы качались уже давно. Почему-то я думал, что они выпадут, когда я буду рядом. Теперь, когда это случилось, я понял, что произошло это без меня.

Тут я разглядел спичечный коробок в конверте. На нем было-написано: «Иль Форнао. Улица Мал-берри, 132а, между Хестер и Гранд».

— Тебе хорошо в Америке?

— Нью-Йорк ужасно большой. Даже больше, чем Лондон. А такси здесь желтого цвета, а совсем не черного. А тут, где мы живем, есть поля. Мы живем не в городе.

— Ты что, ходил с мамой и Ричардом в ресторан «Иль Форнао»? Тебе там понравилось, дорогой?

— Там готовят пиццу. Ты открывал коробок?