Книга Весна Византии - Дороти Даннет

― Если мы встретимся с ним на берегу, ― возразил Николас, ― то мы должны сразить его любезностью. Не вступайте в ссоры: он только этого и ждет. Вообще, я был бы рад узнать заранее, какую гадость он нам приготовил. Ведь не зря же он нас дожидался… Смотрите, там, у причала стоит галера с Родоса. Надеюсь, мы получим свежие известия.

― Мы бы получили их и от Аччайоли, ― возразил Юлиус. ― От твоего пассажира с деревянной ногой. Ведь он же ― твой Оракул, не так ли? Он отправляет тебя в путь за Золотым Руном! Может, ты даже добьешься рыцарского звания… Хотя, нет, по праву, оно должно принадлежать мне. Ты ― Овен, а я ― Язон. Вот только нет у нас Медеи.

― Тоби, ― предложил Николас. ― Дай ему парик, и он живо сварит яду. А мы пошлем отраву на борт «Дориа».

Сия мысль значительно приободрила Юлиуса.

Это была уже их восьмая стоянка, и все формальности были известны заранее. Они получили приглашение бальи и с удовольствием выпили вино, а затем узнали, что одноногий оракул Аччайоли задержался на Патросе, однако постарается присоединиться к ним ко времени отплытия. Похоже, это известие раздосадовало одного лишь Николаса. Все остальные занимались привычными делами: мелкой починкой, закупкой провизии… Ко всему этому добавились особые меры безопасности. С того самого момента, как «Чиаретти» бросила якорь, ее тщательно охраняли. Никого из команды не отпустили на берег, ― покинуть галеру могли только старшие офицеры.

Однако, судя по всему, эти разумные предосторожности оказались бессмысленными. Если Дориа и затеял что-то недоброе, пока не было никаких следов злодеяний, хотя в пору оказалось полно его людей. Отправляясь по делам, Юлиус случайно встретился с Кракбеном, капитаном «Дориа», и они поздоровались без всякой неприязни, а чуть позже Николас столкнулся лицом к лицу и с самим владельцем парусника, который как раз садился в шлюпку.

Он этого ожидал, и все же холодок недобрых предчувствий пробежал по спине. Может, глупо было принимать Дориа всерьез? Может, для него все это соперничество ― лишь детская игра? Прежде Николас и сам бы получил от нее огромное удовольствие и использовал возможность проявить изобретательность. Однако теперь многое изменилось. Он рассчитывал, что Аччайоли сообщит венецианскому бальи все, что необходимо, о компании Шаретти, однако оказалось, что грека тут до сих пор нет, а все сведения бальи мог получить лишь от Пагано Дориа. Сама судьба дала в руки их противнику отличное оружие, и тот был превосходно защищен от всего, что может предпринять команда «Чиаретти». Легрант, которого то и дело подначивал Юлиус, высказал несколько коварных предложений о том, как насолить мессеру Пагано: к примеру, запустить на корабль крыс по якорной цепи… Николас тут же положил этому конец, и стряпчий огорченно насупился. Впрочем, он готов был и подождать…

И вот теперь Дориа снизу вверх смотрел на Николаса из шлюпки.

― Гончая морей! Если бы меня не задержали на Корфу, то до самого Черного моря мы не встретились. Но не беда, полагаю, я увижу сегодня вас за ужином?

Для Николаса это оказалось новостью, но он сумел скрыть удивление.

― Если только мы не отплывем раньше, ― заметил он. ― Не нуждаетесь ли вы в сыре? У нас его куда больше, чем нужно. Я могу прислать вам ящик.

― Как любезно с вашей стороны! ― воскликнул Дориа. ― Что мы можем предложить вам взамен, чтобы доставить удовольствие?

― Я подумаю, ― отозвался фламандец.

Когда он вернулся на борт, Годскалк спросил:

― Ты беспокоишься насчет ужина?

Вопрос был правильно поставлен. Лишь теперь бывший подмастерье осознал, насколько все это смехотворно и расхохотался.

― Конечно, нет. Тоби блеснет латынью, Юлиус ― греческим, Джон предъявит свои пушки, а вы ― Господа Бога… Разве мы не сумеем ослепить простого бальи?

― Ты поднялся очень высоко лишь благодаря своим мозгам, ― заметил на это Годскалк по-фламандски, с жестким немецким акцентом. ― Ты не должен сомневаться в своих способностях и в дальнейшем.

― Я и не сомневаюсь, ― подтвердил Николас ― Партия в карты и веселая песенка ― и они все меня полюбят. ― И все же добавил, на случай, если капеллан неверно понял его слова: ― Все будет в порядке. Но я знаю, что сам бы я сделал на месте Пагано Дориа.

Этот ужин подтвердил его правоту. Стражники, присланные бальи, проводили гостей к воротам дворца. Здание было весьма внушительным, ― что и требовалось Венеции. Оно было куда более старомодным чем, скажем, новый особняк Медичи в Милане, но очень напоминало его изобилием мрамора, позолоты и расписанных потолков. Зал, где их принял бальи, оказался просторным и теплым; ели они на семейном серебре. Канделябры оказались весьма изысканными, скатерти ― тончайшими, тарелки ― древними и драгоценными… хотя, возможно, выставлено было и не все самое лучшее. Также и сборище могло бы показаться довольно скромным: пять человек из компании Шаретти, сам бальи со своим капелланом, секретарем и капитанами галер, а также Пагано Дориа. Они расселись, слуги разлили вино и подали еду. Тоби, как ему и было велено, сидел рядом с Юлиусом и следил, чтобы тот вел себя достойно.

Бальи хотел, чтобы этот вечер прошел по возможности мирно. Опытный вельможа, он предпочитал легкую беседу за едой, а более серьезные переговоры вел позже. Кроме того, у него имелись некие новости, весьма неприятные для гостей, и он хотел отчасти смягчить удар. Решив, что это едва ли будет вежливо, он не стал спрашивать, что толкнуло Медичи к продвижению на Восток, а также думает ли папа римский послать флот на помощь Морее. Тем более что все эти вопросы он уже обсудил с Пагано Дориа…

Разумеется, были и темы, которые с генуэзцем затрагивать не следовало. Говоря о Трапезунде, к примеру, невозможно было не вспомнить о трениях между генуэзским банком святого Георгия и императором. Разумеется, повинны в том были обе стороны. Император взимал неположенные подати и давал приют бунтовщикам. Однажды генуэзцы, выведенные из себя, даже послали военные силы, чтобы захватить пленников. Добившись своего, они послали императору полный бочонок засоленных ушей и носов…

Впоследствии генуэзская колония в Трапезунде была поголовно уничтожена за свою дерзость, ― и отмщена соотечественниками, устроившими в городе пожар. Пострадали от этой свары и венецианцы: им пришлось сжечь генуэзский товар в Трапезунде. Если генуэзцы захватывали лучшие места для торговли, венецианцы всегда жаловались. Точно так же они жаловались, и когда император не выполнял собственных обещаний.

Император Давид Трапезундский ненавидел расставаться с деньгами. Бальи слышал, что его долг перед банком святого Георгия достиг уже нескольких тысяч лир. Был момент, когда Республика приказала всем своим торговцам покинуть эти земли, но Генуя нуждалась в торговле с Востоком, и император тоже не мог обойтись без нее, ― поэтому колония осталась, но найти для нее консула с каждым годом становилось все труднее. Слава Богу, теперь этот вопрос решился. Бальи ничего не имел против Дориа: тот показался ему вполне достойным человеком. Однако он не сомневался, что венецианцы в Трапезунде также не потерпят никакого ущерба при всех этих переменах.