Книга Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ

Синдэ лежал, погруженный в воспоминания, пока не услышал стук в дверь. Он тут же встряхнулся и вскочил. Оруженосец Чжу Ванли сообщил, что командующий желает его видеть.

Когда Синдэ пришел в особняк полководца, расположенный в двух кварталах от монастыря, Чжу Ванли встретил его в полном воинском облачении.

– К нам приближается передовая армия тангутов. Это сообщение доставил гонец Цао Сяньшуня, который сейчас находится за стенами Шачжоу. Я сейчас же выведу войско из города. Наши силы ничтожны по сравнению с неисчислимой ратью Западного Ся, и, по всем законам воинского искусства, нам не устоять против тангутов. Тем не менее исход грядущей битвы еще не решен – не важно как, но я должен во что бы то ни стало получить голову Юань-хао, а если он умрет, его армия разбежится. – Чжу Ванли пристально посмотрел в глаза Синдэ. – Если же я погибну, ты поставишь памятник в мою честь. Помнишь наш уговор? Я-то, как видишь, не забыл клятву, которую мы дали друг другу много лет назад. Пусть это будет огромный каменный столп, чтобы каждому, кто захочет разглядеть его, приходилось поднимать глаза.

– Значит, я не буду участвовать в битве? – спросил Синдэ.

– От такого человека, как ты, мало пользы на поле брани. Я дам тебе три сотни воинов для защиты города. Оставайся здесь и жди вестей о победе.

– Но я хочу сражаться! Я заслужил это право! Мы с вами побывали не в одном бою, и вам не в чем меня упрекнуть: я никогда не был трусом.

– Глупец! – рявкнул Чжу Ванли. – Эта битва не будет похожа на другие. Я прекрасно знаю, что ты не боишься смерти, много раз меня удивляла и восхищала твоя отвага. Но я не могу позволить тебе присоединиться к нам. Оставайся в гарнизоне. Это приказ Чжу Ванли!

Синдэ не осмелился продолжить спор и молча последовал за полководцем к месту сбора.

Очевидно, приказ к выступлению был уже отдан, потому что воины спешно покидали временные жилища и бежали к главной площади. Чжу Ванли произнес краткую напутственную речь и покинул город через восточные ворота, ведя за собой более тысячи солдат. Синдэ и триста человек под его командованием вышли за ворота проводить их. Синдэ показалось, что войску Чжу Ванли не хватает боевого духа – оно было совсем не похоже на тот передовой отряд армии Западного Ся, служивший под началом старого командира. Более половины ратников были людьми Яньхуэя, плохо обученными и ни разу не участвовавшими в боевых действиях; горящие стрелы, обрушившиеся на Гуачжоу, были их первой встречей с настоящей войной, а отступление из этого города – единственным военным опытом. Чжу Ванли собрал конный полк из ханьских наемников, много лет деливших с ним тяготы службы, и отряд пехоты из гвардейцев Гуачжоу.

Ночной воздух был таким ледяным, что пар от дыхания людей и лошадей столбом поднимался вверх. Как только воины вышли за ворота, их поглотила предрассветная мгла.

Проводив Чжу Ванли, Синдэ выстроил своих солдат у восточных ворот, устроил там штаб и расставил стражу у шести городских башен. После этого он поспешил во дворец отчитаться перед Яньхуэем. На улицах не было ни единого человека, жилые и торговые кварталы опустели, будто вымерли. Когда Синдэ ступил на территорию дворца, большой сад наполнился млечно-белым утренним светом и неожиданно показался заброшенным и одиноким.

Яньхуэй, как и в прошлую ночь, сидел в огромном кресле, и было сложно сказать, спит он или бодрствует. Синдэ сообщил ему, что армия тангутов приближается к городу и Чжу Ванли уже вышел им навстречу. Пробил час, все члены семьи Цао должны покинуть Шачжоу.

Как обычно перед лицом опасности, Яньхуэй засуетился, вскочил и пробормотал себе под нос:

– Это не так легко. – После чего засыпал Синдэ градом вопросов: – Что случилось с воинами Чжу Ванли? Живы ли мои гвардейцы из Гуачжоу? Какова участь мирных жителей?

Синдэ подумал, что правитель сошел с ума.

– Все воины отправились на битву, ваше высокопревосходительство, мирные жители покинули Шачжоу, и, наверное, здесь никого не осталось, кроме меня, трех сотен вооруженных защитников города и вас со слугами и домочадцами.

Он спросил, сколько людей находится во дворце. Яньхуэй ответил, что, вероятно, уже очень мало – некоторое время назад он обошел дворец и обнаружил, что почти все слуги разбежались. И только во внутренних покоях настоятели семнадцати храмов продолжали свое бесконечное совещание.

– И что намеревается делать ваше высокопревосходительство? – поинтересовался Синдэ.

– А что остается делать? Думаешь, можно что-нибудь изменить? – с упреком взглянул на него Яньхуэй. – Пока мы были в Гуачжоу, у нас еще оставался Шачжоу для отступления. Но теперь нам некуда бежать. С востока наступают тангуты, с запада – мусульмане. Мне остается только сидеть в этом кресле.

Яньхуэй был прав. Огромное кресло, в котором он просидел последние три дня, было последним престолом, дарованным ему на земле.

Синдэ прошелся по внутренним покоям дворца. Здесь было людно и шумно – заканчивались спешные приготовления к отъезду. В каждом из залов кто-нибудь из семьи Цао следил за группами без устали работавших слуг. От одного из них Синдэ узнал, что вечером они отбывают в Кочо, на северо-запад. После этого он опять вернулся к Яньхуэю.

– Ну что, посмотрел, как мои родичи пытаются спасти свою жизнь и ценности? Увы, напрасный труд! Скажи мне, где они смогут укрыться? Даже если им удастся бежать, на что им жизнь и все эти сокровища? Династия Цао падет, сутры будут сожжены, город сметен с лица земли. Скоро огонь, уничтоживший Гуачжоу, примется за Шачжоу. Помнишь те алые алчные языки? Не забыл цвет голодного пламени, которое плясало победный танец на сутрах, возносясь до небес?

Голос Яньхуэя дрожал, словно у прорицателя, и Синдэ живо вспомнил пожары, которые полыхали в Гуачжоу, когда войско покидало город. Да, в том же огне сегодня сгинет и Шачжоу. Отговаривать Чжу Ванли от открытого противостояния тангутам – напрасный труд, полководец не откажется от желания покончить с Юань-хао. В итоге Юань-хао сожжет Шачжоу, и правление династии Цао бесславно закончится… И он, Синдэ, тут бессилен.

Но вдруг Синдэ в голову пришла мысль, что, возможно, ему удастся спасти сутры. Уберечь от гибели целый город он неспособен, но обязан хотя бы попытаться сохранить священные тексты. Ценности, жизнь и власть принадлежат тем, кто владеет ими, но сутры – это совсем иное. Сутры не принадлежат никому. Довольно того, что они не исчезнут в пламени. Уже то, что часть из них уцелеет, само по себе важно!.. Синдэ содрогнулся, ощутив дыхание вечности. Высшая мудрость не умрет! Пусть он не сумеет защитить от огня все сутры, но малая толика из них останется жить в веках. В тайных гротах в Пещерах тысячи будд, о которых говорил Гуан!

Синдэ, поспешно распрощавшись с Яньхуэем, помчался искать купца.

Гуан со своими караванщиками сидел на том же месте у огня, что и прошлой ночью. Пребывал он в отвратительном расположении духа.

– На рассвете столько людей с шумом и грохотом покидали город, что я не мог спать. Вот ведь устроили кутерьму! Как бы эти Цао ни старались, им не победить тангутов. Шачжоу пришел конец! О чем они только думают там, во дворце? – проворчал Гуан, очевидно раздраженный тем, что никто не согласился вручить ему свои сокровища.