Книга Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - С. П. Сомтоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри этой бутылки нет ни времени, ни пространства. Все, что я испытал в жизни, я переживаю здесь снова и снова. Я хочу, чтобы ты тоже увидела это. Вот почему я вхожу в твои сны. И ты увидишь. И ты поверишь. И тогда ты узнаешь, почему ты должна меня освободить.
Смотри! Смотри! Вот как я появился.
Смотри! Сейчас ты увидишь меня, не глядя. Прикоснешься ко мне, не дотронувшись.
Можно сказать, что жизнь – это поездка на поезде, причем пассажиры не выбирают, где и когда сесть в этот поезд и где и когда сойти. Но зато можно выбрать, как ехать: первым классом или в багажном вагоне, а можно и вовсе просидеть всю дорогу на корточках возле топки, задыхаясь от угольной пыли. Да, жизнь можно сравнить с поездкой на поезде. И какие-то из путей проходят через Вампирский Узел. Но таких очень мало.
Как правило, все происходит так: когда жизнь человека подходит к концу, поезд входит в туннель и уже никогда не выходит наружу. Эти туннели никуда не ведут и никогда не кончаются, они просто есть, ну, понимаешь... это всего лишь туннели. Но знаешь, я сам и кое-кто из моих друзей проехали через этот туннель и выбрались наружу с другой стороны... только теперь мы уже не те, какими были, въезжая в него. Ты вспомни. Все мы были там, в одном большом сне... ты, я, Тимми Валентайн, Брайен, Петра и все остальные... мы ехали вместе, на одном поезде... но потом вы сошли, вы все... вы вернулись назад, в реальный мир. В конце остались лишь я, Брайан и Петра... потому что они меня любят по-настоящему. Мы вместе, мы трое... просто Мария, Иосиф и Иисус, только в дьявольской версии. Они хотят быть со мной, чтобы заботиться обо мне, как о сыне. Они готовы отказаться от своей человеческой сущности и пойти со мной. До конца. Знаешь, это кошмарное ощущение. Они так носились со мной... как наседка – с цыплятами. Они хотели меня уберечь... Они укрыли меня от тьмы, как только мы въехали в этот туннель. Они буквально прикрыли меня телами, так что я не мог даже посмотреть в окно, заглянуть в эту великую пустоту, которая на самом деле и есть этот туннель.
Этот туннель тянулся в бесконечность, и сначала мне было страшно... страшно и скучно... и я все задавался вопросом: неужели я сам это выбрал, неужели вот к этому я стремился все время. Я не так представлял себе этот путь, совсем не так. Я все время думал: вот оно, я избавился от моей прежней жизни, и собирался начать все сначала, теперь уже – как вампир, и все это должно было стать одним большим вечным праздником... да, когда-то я был потерянным ребенком... потерянным и потерявшимся... а потом я встретил Тимми Валентайна, и он рассказал мне, что сущность вампира – она в другом... но я все равно ждал каких-то волшебных чудес от этого путешествия в глубины тьмы, как ребенок ждет праздника, но потом, когда все началось, и продолжалось, и продолжалось, и продолжалось... когда время остановилось, и ничего не происходило... да, тьма, одиночество – это страшно, но самое страшное – скука, когда вообще ничего не происходит... и тогда я задумался... может быть, света уже не будет... может, все это уже никогда не кончится. Может быть, моя смерть, которая должна была стать началом для новой жизни... не-жизни... это всего лишь еще одна обыкновенная смерть без волшебства и прикрас... такая же, как и все остальные. Смерть, которая длится вечно.
Брайен меня утешал, а Петра сжимала в объятиях... но, знаешь... я ничего не чувствовал, ничего. Я только слушал, что они говорят. Я прятал себя – в них.
А потом, в один прекрасный день... хотя «день» – это очень условно, потому что там, в этом поезде, не было дней и ночей... я принялся пробиваться наружу. Это все из-за голода, который начался вместе с моим путешествием... сперва он был как онемение, как легкий зуд, ну... как это бывает, когда тебе вкалывают обезболивающее, и заморозка начинает отходить... но сейчас он стал просто огромным, этот голод... как крик у меня в голове, крик, заглушающий все остальное... и я уже не могу думать о чем-то другом... только о том, как его выпустить, этот голод, пока он не разорвал меня изнутри... а он становился все больше и больше, он стал как сама тьма, сквозь которую мчался мой поезд... я пытался его удержать, но потом что-то произошло, и я уже сам не знал, что я делаю, я должен был что-то глотать... не знаю, что именно... и я насыщался, и насыщался, и насыщался, а потом вдруг... поезд...
...прорвался сквозь тьму, и я увидел в окне... поля кукурузы... серебряное море под лунным небом. И голод вырвался наружу... прорвался, как лопнувший прыщ... и мне снова стало спокойно... все вокруг успокоились... я обернулся в поисках Брайена и Петры... а поезд грохотал по рельсам, следуя по изгибам мерцающей реки... я слышал стук колес... слышал стрекотание сверчков... я даже слышал, как растет кукуруза, Господи, так медленно... медленно пробивается через почву, через удобрения, через грязь... но я не слышал ни Брайена, ни Петры... пока не понял, что они заключили меня в свою любовь и защиту, как в кокон, да это и был кокон... а я прогрыз его, выбираясь наружу... но, появившись на свет, я должен был уничтожать... и первыми я уничтожил тех, кто любил меня больше всех, а потом – и себя самого... свою плоть... свою душу... я должен был переделать себя... под новый образ... не жизнь, а лишь отражение жизни... не смерть, а что-то гораздо глубже... Господи, больше всего я боялся скуки, потому что теперь я был совсем один, у меня больше не было никого, я был всего лишь потерянным ребенком, сидящим в поезде, идущем черт знает куда, – в поезде, где не было ни машиниста, ни проводников, потому что этот поезд – я сам, моя жизнь, моя смерть... поезд, который везет меня в место, которое нельзя видеть ребенку... Господи, я думал, что заплачу, но потом понял, что уже не могу плакать, я не могу больше плакать... вообще... я не могу даже вспомнить, как это было, когда горячие слезы текли по щекам, когда мама трогала меня под одеялом, от нее пахло спиртным... когда я не мог понять смысла той песни... то есть понять его правильно... я думал, что она хочет убить и меня... когда я смотрел, как она опускает моего брата в яму, вырытую в земле... когда я молил Тимми Валентайна забрать мою душу.
Даже не знаю, смогу ли я сойти с этого поезда... когда-нибудь... встать на твердой земле, чтобы ничто не тряслось под ногами. Мы проезжали какие-то станции, но слишком быстро – я не успевал прочитать их названия. Как-то мне показалось, что я вижу маму... она стояла на кладбище... но нет, это была совсем другая женщина, одетая в ночь... она стояла одной ногой в наполовину вырытой могиле... в другой раз я видел двоих человек, я знал, что они были мертвы... потому что я их узнал... я их видел на съемках... в горящих декорациях.
Свист и скрежет тормозов.
Поезд остановился.
Я почувствовал запах родной земли.
Это был Вопль Висельника.
Я вышел из поезда и пошел по перрону, но быстро понял, что мне не нужно идти ногами – надо лишь отпустить себя, и ветер сам понесет меня. Только этот ветер был не снаружи, а внутри, потому что то, из чего я сделан, – на самом деле не плоть... а материя, из которой сотканы человеческие кошмары. Люди верят в меня. И поэтому я настоящий. Тимми мне говорил об этом. «Ты будешь один такой», – сказал он. Что бы это ни значило. У него было две тысячи лет, чтобы понять, кто он есть, а я – всего-навсего глупый мальчишка, который скопировал его образ.
