Книга Победителей не судят - Олег Курылев

— Ну что, выяснили? — спросил вернувшийся Цальман.

— Это флаинг офицер Алекс Шеллен, — сказал майор, показывая на раненого. — Был сбит тринадцатого числа над Дрезденом.

Эсэсовец подошел к койке Алекса и уставился на него в упор.

— И вы можете это доказать?

— Разумеется, — ответил майор.

Он сообщил Цальману кое-какие подробности, и тот, казалось, был вполне удовлетворен.

— Вот только как же нам быть с диверсионной деятельностью вашего протеже? — вкрадчиво спросил он майора. — Целые сутки этот субъект осуществлял ее на нашей территории без знаков различия и с чужими документами.

— Бросьте, гауптштурмфюрер, — улыбнулся майор. — Что же ему, по-вашему, сразу после приземления бежать с поднятыми руками в поисках ближайшего полицейского? Да и чужих документов на тот момент у него не было. Это потом они нашлись в кабине самолета. Совершенно случайно. Ну а уж стремление вернуться к своим есть законное право каждого солдата. Будем считать, что он просто вскочил на вражескую лошадь, когда под ним убили его собственную.

— Я, конечно, мог бы с вами поспорить, майор, но… — эсэсовец, не торопясь, натянул перчатки, — …но не стану этого делать. Однако рапорт все же напишу. А там пусть решают. Хайль! — Он вскинул руку и удалился вместе со своим помощником.

Майор достал блокнот, написал что-то и вырвал листок.

— Зигфрид, найди здесь телефон и позвони по этому номеру. Пускай пришлют двух охранников. Ну а вы, — обратился он к Алексу, — отдыхайте и набирайтесь сил. С этой минуты вы — военнопленный.

Когда они ушли, Алекса сводили в туалет, дали выпить стакан чаю, более походившего на отвар прелого сена, поменяли повязку на голове, затем вкололи что-то в плечо, и он, ни слова не говоря, отошел ко сну.

На следующее утро его осмотрел врач и констатировал, что пленный вполне пригоден для этапирования. Через час Алексу еще раз сменили повязку и велели одеваться. Поскольку у него не было зимней одежды, ему дали пахнувшую хлоркой поношенную шинель и отвратительного вида кепи из колючего сукна грязно-коричневого цвета. У дверей госпиталя Алекса встретил вчерашний майор.

— Вас будет сопровождать флигеринженер Бордони, — представил он стоявшего рядом с ним офицера. — Надеюсь, мистер Шеллен, вы будете благоразумны. Желаю удачи.

— Подождите, майор.

Алекс жестом пригласил Штальпа отойти в сторону.

— Вы говорили, что ваш сын имел такое же кольцо? — Он показал кисть своей правой руки. — А где он сейчас?

— Вместе со всем экипажем. Его лодка не вернулась в сорок третьем.

— Тогда возьмите, — Алекс снял с пальца свой талисман и протянул майору. — Вы правы, я не должен носить подобную вещь. Прощайте.

Майор взял кольцо. Они козырнули друг другу, и Шеллен направился к конвоирам.

Как это ни удивительно, но уже на четвертый день после сокрушительных налетов на столицу Саксонии южная ветка дрезденского железнодорожного узла была полностью работоспособна. Поезда шли в обоих направлениях, обходя все еще пылающий город с юга.

Алекса поместили в отдельном купе с постоянно занавешенным окном. Напротив него расположился Эрих Бордони, тридцатилетний офицер с розовыми петлицами инженера и полным отсутствием военной выправки. Никто из двоих охранников в купе ни разу не заходил. Алекс догадывался, что его везут во Франкфурт, точнее в Оберурзель, городок, расположенный в тридцати километрах северо-западнее Франкфурта. Все английские и американские летчики знали, что там находится дознавательный лагерь, называвшийся официально Центром обработки данных «Запад». Возможно, на востоке был аналогичный центр «Восток», предназначенный для русских, но о нем Алекс никогда ничего не слыхал.

— Как вы считаете, лейтенант[16], лето в этом году будет таким же жарким, что и в прошлом? — пытался завязать разговор Шеллен.

Бордони поначалу сделал вид, что не хочет знаться с врагом, но потом, очевидно посчитав, что глупо сидеть и молчать целые сутки, особенно если этот самый враг свободно изъясняется по-немецки, постепенно разговорился. Он оказался инженером авиационного завода, мобилизованным в сорок третьем году. Помимо доставки военнопленного в Оберурзель он должен был отвезти какие-то документы на один из военных заводов Гессена.

— Что вы собираетесь делать после войны? — спросил его Алекс.

— Что делать? По-моему, всем немцам придется делать одно и то же: заново строить свои города.

— Вы женаты?

— Да. У меня трое детей.

Бордони несколько минут крепился, но все же не выдержал и извлек из внутреннего кармана кителя портмоне с несколькими фотографиями. Потом он долго рассказывал о своей жене и каждом из малышей.

— Хоть бы с ними все было в порядке, — вздохнул он, убирая снимки.

— А где они сейчас?

— В Гросенхайне у родителей жены. Вы собираетесь бомбить Гросенхайн?

— Лично я собираюсь сбежать при первой же возможности, — совершенно серьезно сказал Алекс. — А насчет Гросенхайна… думаю, что как цель он слишком мал. Хотя все зависит от военного значения.

— А какое военное значение было у Дрездена?

* * *

По прибытии во Франкфурт все четверо, включая все тех же вооруженных карабинами охранников, сделали пересадку и уже минут через сорок снова вышли на перрон. Бордони дождался, когда их поезд уедет, и они перешли через две линии железнодорожных путей на другую сторону. Там, прямо напротив вокзала, находилась трамвайная остановка.

Алекс осмотрелся. Народу было достаточно много, в основном военные, большинство с чемоданами. В одном месте он увидел группу человек из пятнадцати, одетых в английские и американские куртки и комбинезоны. Алекс даже протер глаза. Некоторые были в фуражках с кокардами королевских эскадрилий, большинство — в меховых кепи и разного рода шапках без знаков различия. Поеживаясь от ветра, они курили и о чем-то оживленно разговаривали. Кто-то смеялся. Алекс поискал глазами охрану, но обнаружил лишь пару-тройку стоявших в стороне немецких солдат, из которых только один был вооружен автоматом.

— Это что же, пленные? — спросил он своего конвоира.

— Где?… Ах, эти. Наверное, из тех, кто постоянно живет в Центре.

— А что они тут делают?

— Не знаю. Некоторые ездят на работу, другие просто шляются от безделья.

— И их отпускают? — все больше удивлялся Алекс.

— Под особую подписку. В основном нижних чинов. Да и куда им бежать? Здесь на каждом шагу КПП.

— Мне, конечно, нельзя подойти?

— Абсолютно исключено. Пока вы под следствием, вам нельзя общаться ни с кем, кроме следователей. Даже с охраной.