Книга Тупик Гуманизма - Арсений Миронов

Ему понадобилось минуты две, чтобы отползти на несколько шагов, оторвать штанину и перевязать кровоточащую голень. Все это время ремонтник вел себя крайне необычно: согнувшись и вытянув ушастую голову к асфальту, он медленно кружился на месте, приседая и покачиваясь, будто танцуя – искал что-то на земле, непрестанно сканируя песок и мусор у себя под ногами. Несколько раз он даже вздрагивал было, точно нашел искомое, начинал радостно гудеть и снова выдвигать из гнезд свои жуткие инструменты – но через миг активность ослабевала, и на механическом лице снова появлялось тупое выражение сосредоточенного поиска.

Квестор невольно поглядел туда, где щупали асфальт лучики сканеров: что-то блеснуло из песка. Порфирий улыбнулся: ремонтник танцевал вокруг серебряной визитницы, выпавшей из лопнувшего квесторского кармана. Литот радостно мотнул очумелой головой: неужели снова технический сбой идентификации?! Глупый мех перестал «видеть» самого квестора, но почему-то нацелился на визитницу… Что за глюки, в конце-то концов, творятся в этом распроклятом Тупике Гуманизма?

Мимо, грохоча подошвами, пронесся штурмовик, замаскированный под брандмейстера в традиционном блистающем шлеме – чуть не врубился в валявшегося на асфальте квестора: кованая подошва прогудела у самого лица. Потом – эй, осторожнее! – еще один боец, атлетического вида блондинка, едва удерживавшая на плечах безвольное тело молодого парня в разорванной ночной рубахе. Литот проводил ее взглядом до медицинской платформы, которая раздулась уже втрое больше прежнего, принимая все новые тела пострадавших. Пока квестор отвлекался на ухаживания робота-ремонтника, из дома вынесли еще двоих пострадавших – но, к сожалению, знакомых лиц Порфирий не видел. Девочка-заложница и другие жильцы, с которыми успел пообщаться квестор, до сих пор находились внутри здания.

«Надеюсь, эти неповоротливые горе-штурмовики успеют спасти несчастную беспризорницу прежде, чем до нее доберутся террористы, – озабоченно насупился Литот. – Иначе мы потеряем самого ценного свидетеля».

Кстати, о террористах. Он снова поглядел на окна верхних этажей древнего серого здания, казавшегося ослепительно белым в подвижном свете полицейских прожекторов. Узнать бы, что там творится… Неужели преступники позволят полиции эвакуировать всех жильцов? Неужели злодеи сдались, сопротивления больше не будет, а это означает, что…

Домыслить Порфирий, как водится, не успел. Почему? Да потому что рядовой стрелок штурмовой бригады «Развитие» по кличке Фанданго уже выбил спиной оконную раму в квартире номер 96 на двадцать четвертом этаже, уже успел вылететь из этого окна в черное вечернее небо, нажать на курок «винтореза», засаживая в неведомого противника двойной заряд разрушительной энергии, успел даже крикнуть в наушник тревожный позывной – и полетел, тяжко кувыркаясь и дергая железными ногами, вниз, на головы выходящих из подъезда коллег-штурмовиков из дружественной бригады «Прогресс».

В миг, когда звук выбитого окна достиг ушей квестора, штурмовик Фанданго успел снизиться до уровня четвертого этажа. Уже в полете несчастный Фанданго, предчувствуя, что его черепная коробка будет совершенно расплющена в результате скорого удара об асфальт, успел по экстренному каналу связи передать в штаб, на персональный адрес дексацентуриона Когицио Эрго цифровой код видеозаписи, сделанной камерой, встроенной в голову Фанданго повыше левого виска. Камера успела запечатлеть два красных глаза, мерцавших в темноте квартиры номер 96 – и что-то черное, быстрое, бросившееся из полумрака под ноги.

В миг, когда черепная коробка, а заодно и прочие механические члены штурмовика Фанданго с жутким грохотом расплющились об асфальт, квестор моргнул и понял, что штурм далеко не окончен. В ту же секунду – точнее, на три десятых доли секунды ранее – подобная мысль посетила левое полушарие мозга черного рыцаря Эрго. И рыцарь отдал страшную, жестокую команду. Он произнес всего два слова: «Майская ночь», а дежурный адъютант, принимавший приказание, вжал голову в плечи, будто от акустического удара.

«Майская ночь» – это кошмар. Это самый ужасный приказ из имеющихся в арсенале полицейского чина. Любой вразумитель знает: лучше бы обойтись без него. Но когда прочие средства исчерпаны, когда враг уже давно завален тоннами графитовой крошки, когда магнитные сети висят на нем слоями, а от запаха клеевой пены выедает глаза самим полицейским, когда треск электрошоковых средств сливается в протяжный вой, пробивающийся даже сквозь неистовый визг децибеллеров, остается последнее средство, последний довод демократии – «Майская ночь». Так называется маленький черно-бурый снаряд, выстреливаемый из обычного подствольного гранатомета – но на следующий день (особенно, если это будет день Юпитера или Венеры) о «страшных жестокостях полиции» напишет вся пацифическая пресса. Выстрел может совершить любой гренадер – но редкий солдат не сойдет с ума, когда увидит, что именно он натворил в стане противника.

Надо отдать должное гуманизму вразумителей – «Майская ночь» в наших городах настает все реже. Может быть, потому, что любой враг демократии знает: если он зайдет слишком далеко, против него может быть применено это чудовищное супероружие современности.

– Майская ночь, – объявила Когицио Эрго бесцветным голосом, и дежурный адъютант, мертвея от острого ощущения ирреальности происходящего, как эхо продублировал команду в микрофон мобильной связи с активными подразделениями. И опасливо покосился надексацентуриона с надеждой: не передумает? Может быть, еще подождать?

Но черный рыцарь, застывший со скрещенными руками перед панорамным окном на верхнем этаже магазина «Питомцы» и страшно похожий на огромное обсидиановое изваяние, уже наблюдал падение второго штурмовика: ефрейтор Минога, выброшенный неведомой силой из окон восьмого этажа, совершал свое зрелищное путешествие сверху вниз, прямиком в гущу заметавшихся полицейских шаманов.

– Внимание… десять секунд до начала «Майской ночи», – начал отсчет дежурный адъютант. – Девять секунд. Восемь. Семь…

Сломя голову шаманы и роботы бросились врассыпную, прочь от здания. Тяжелыми скачками разбегались штурмовики, быстро и легко семенили гренадеры, крадучись, на полусогнутых перебегали снайперы, с визгом разлетались ведьмы в серебристой униформе.

– Пять… Четыре… Три…

Квестор Порфирий Литот, позабыв про больную голень, опрометью бросился к надувной платформе медицинского центра, которая уже пришла в движение, плавно откатываясь в глубь двора, подальше от башни. Уцепился за гроздья медицинских трубок, волочившихся по асфальту, забросил измученное тело наверх, между старушкой в черной рубашке и обожженным студентом. Платформа успела отползти метров на пятьдесят, когда обреченный на сумасшествие механический гренадер Вонг Вонг выбежал на середину опустевшего двора, припал на одно колено и вскинул голубоватое жерло гранатомета.

Квестор впервые видел, как наступает «Майская ночь». Гранатомет беззвучно пыхнул злобой, и невидимый заряд ужаса с легким свистом проделал свой путь до оконного проема на третьем этаже. Б-бухх… б-бухх… бу-бумм… негромко пробумкало внутри здания, и вдруг…

Окна в ближайших квартирах стали черными, мгновенно покрылись тысячей подвижных пятен! Пятна истошно суетились, покрывая стекла сплошной роящейся чернотой – вдруг, одно за другим, окна начали раскрываться и лопаться – и то, что казалось черными пятнами, посыпалось из окон наружу – вниз, кувыркаясь, кусаясь и визжа, летели крысы.