Книга Дети лампы. Книга 2. Джинн в вавилонском подземелье - Филип Керр

— Но она бесценна! — возразил Нимрод.

— Я сделал копию. И храню ее здесь. — Господин Ракшас гордо постучал пальцем по лбу. — И вообще, теперь, когда я закончил «Краткий курс Багдадских законов», она мне, в сущности, больше не нужна. Кроме того, у такой книги, как «Метамагия», не может быть владельца. Можно лишь временно принять ее на хранение. Разумеется, даже подарив Макриби такую книгу, не стоит надеяться, что мы купили его с потрохами. Все равно надо быть бдительными. Вдруг он вздумает подчинить нас собственной воле?

— Нас трое, — сказал Нимрод, метнув взгляд на Джона. — Вирджил не посмеет. Что ж, если вы и вправду готовы расстаться с «Метамагией»…

Господин Ракшас молча кивнул.

— Я совершенно согласен с вами в оценке Макриби, — продолжал Нимрод. — Нам всем надо быть начеку. Как ты себя чувствуешь, Джон? Силы есть? Или вяло?

Джон выглянул из окна гостиницы «Адлон» в холодную берлинскую ночь. Он, конечно, по улицам не гулял, но, проходя мимо электронного табло в вестибюле гостиницы, заметил, что температура ниже нуля.

— Вяло, — отозвался он. — Пустыня из костей уже выветрилась, а берлинский холод в них, наоборот, заполз.

— Тогда тебя надо наделить дискрименом, — сказал Нимрод. — На всякий случай… Или нет, после истории в вагоне лучше дать тебе не одно, а три чрезвычайных желания. Но будь осторожен, Джон. Обращаться с этими штуками надо крайне бережно.

— Понял.

Нимрод глубокомысленно попыхивал сигарой.

— Теперь давай посмотрим… Надо выбрать подходящее слово… Одно для всех трех желаний.

— Как насчет…

— Нет, Джон, слово должен придумать я, а не ты, — сказал Нимрод. — Иначе дискримен не работает.

— Хорошо, только не делай его слишком сложным, — сказал Джон. — Мистер Водьяной дал мне немецкое слово, которое было почти невозможно произнести.

— Как насчет РИМСКИЙ-КОРСАКОВ?

— Римский кто?

— Римский-Корсаков. Русский композитор. Его самое известное произведение — написанная в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году симфоническая сюита «Шехерезада». Да-да, та самая которая рассказывала царю сказки тысячу и одну ночь подряд.

Джон кивнул:

— Римский-Корсаков, говоришь? Ладно, это я запомню.

— Запоминать нет нужды, — сказал Нимрод. В чрезвычайной ситуации дискримен вспоминается сам.

Новый смерч понес их на запад, в деревню Большая Ниневия, расположенную в графстве Кент на юго-востоке Англии. Здесь, в замке, построенном посреди озера еще норманнами, и жил Вирджил Макриби.

— Это здесь, — сказал Нимрод. — Замок Камбернолд.

Надо же, какое потрясающее место! Рассматривая Камбернолд сверху, Джон подумал, что, пожалуй, не удивится, если из этого озера высунется женская рука с мечом, как в легенде о короле Артуре.

— Кажется, нас ждут, — произнес он, заметив, что на травяной вертолетной площадке в центре замка-острова стоит крепко сбитый мужчина и смотрит в небо. — Наверно, это и есть Вирджил Макриби.

Постепенно уменьшая обороты смерча, Ним род плавно опустил себя и спутников на вертолетную площадку. Макриби приветственно помахал гостям. Он выглядел совершенно спокойным, как будто в замок Камбернолд джинн прилетают что ли день. По трое. На смерче.

— Откуда он узнал о нашем прибытии? — спросил Джон.

— С таким человеком, как Макриби, — сказал господин Ракшас, который на этот раз решил лететь не в лампе, а вместе со всеми, — никогда не известно, что он знает, а что — нет. Нам, несомненно, следует вести себя крайне осторожно. Слишком радушный прием все-таки подозрителен.

Благополучно приземлившись, Нимрод отпустил смерч. Вирджил Макриби шел к ним с широкой приветливой улыбкой. На нем был твидовый костюм, бородка его напоминала щетку для обуви. Голос оказался ровный, учтивый — точь-в-точь как у актеров, которые играют пьесы Шекспира.

— Никогда не устану наблюдать, как вы, друзья мои, путешествуете этим замечательным способом! — Макриби аж смеялся от счастья. — «Я вышел из вод, я лечу как ветер», верно? И куда экологичнее самолета. Да, я завидую вашим смерчам, Нимрод. Вы непременно должны меня как-нибудь покатать на досуге. Это внесет разнообразие в мою рутину. А то все на метле да на метле. — Макриби подмигнул Джону. — Шутка. У меня и метлы-то нет. Хотя некоторые из здешних селян уверены в обратном. В этой части Англии живет легковерный народ. — Макриби протянул руку. — Вы, должно быть, юный Джон Гонт. Наслышан о вас, молодо человек.

— Здравствуйте, сэр, — сказал Джон, пожимая руку Макриби. Средний палец он успел загнуть и прижать к ладони.

— Вы хорошо обучили ребенка, Нимрод, — Сказал Макриби. — Ему известно рукопожатие джинн.

— Его многому научила мать.

— Ах да, прекрасная Лейла. Как она поживает? А вы как, господин Ракшас? Я с нетерпением жду вашу книгу. Надеюсь, вы привезли экземплярчик для моей библиотеки. Говорят, весьма авторитетное издание. Какая досада, что вы, пока писали, не обращались ко мне за консультацией. — Он приглашающе обвел рукой замок. — Что ж, прошу в мою обитель.

Войдя в «обитель», Макриби немного помедлил, словно выбирая одну из трех тяжелых дверей, ведущих вглубь замка.

— Думаю, лучше расположиться в библиотеке. Там есть камин, и это, я уверен, вы оцените, как никто. Туда подадут знаменитый пирог с лимоном, творение миссис Макриби. И нас там не потревожат.

— Давненько я не видел коллекции Макриби, — произнес господин Ракшас.

В библиотеке все было колоссальных размеров огромный камин, немереное количество книг, гигантский круглый стол, высоченные стулья вокруг него и даже кусок лимонного пирога, которым Макриби не замедлил угостить Джона, едва они уселись. Макриби был приветлив и мил, и Джон подумал, что Нимрод, похоже, преувеличил потенциальную опасность, исходящую от этого английского мага. Но вдруг он заметил ногти Макриби. Длинные и заостренные на концах — прямо как крошечные мечи. А из нагрудного кармана его пиджака вместо шелкового носового платка торчал большой черный паук. Все это побудило Джона взглянуть на пирог с некоторым подозрением.

— Все в порядке, мальчик, — хихикнул Макриби, — пирог не отравлен. А вот про этого юношу я так сказать не могу. — Макриби вынул паука из кармана и позволил ему куснуть себя за палец. — Это — atrax formidabilis. Паук. Живет на деревьях, плетет паутину в форме воронки. Вероятно, наиболее ядовитый паук в мире. Я вырабатываю у себя стойкость к его яду — даю молодому пауку куснуть себя пару раз в день.

Джон чуть не подавился.

— Для чего вы вырабатываете ядоустойчивость? — спросил он, глядя, как паук вновь впивается в палец Макриби.

— В вашей Америке многие имеют при себе огнестрельное оружие, верно? А для чего? Чтобы защитить себя от нападения. — Он пожал плечами. — Я ношу с собой паука по той же самой причине. Хочу защитить себя от врагов, а их у меня много. Конечно, обращаться с таким пауком, как atrax formidabilis, посложнее, чем с огнестрельным оружием. Яд взрослого самца убивает человека считанные часы. Эти юные экземпляры тоже достаточно ядовиты. Смертельный исход не исключен. Однако моя собственная ядоустойчивость позволяет мне пережить даже укус взрослой особи без всяких болезненных последствий. — Макриби вздрогнул, поскольку паучок сомкнул челюсти уже в третий раз. — Конечно, боль нестерпимая. Но я должен поддерживать сопротивляемость. — Макриби улыбнулся Джону. — Хочешь потрогать?