Книга Рабыня Гора - Джон Норман

Все громче за спиной хруст ломаемых веток.

Бежать быстрее я уже не могла. И даже не потому, что ноги спутывало платье. Я знала: от мужчин мне не убежать. Они сильнее, проворнее. Я — всего лишь девушка. Чем бы там ни руководствовалась, создавая меня, природа, но способностью обогнать мужчин она меня не наделила. Как страшно: убежать от преследующих ее мужчин женщине не дано природой! Господи, какая глупость — персонифицировать природу, приписывать слепым стихиям какие-то обдуманные намерения! Ведь это всего лишь результат естественного отбора. Женщины, способные убежать от мужчин, потеряны для продолжения рода. Женщину должно настичь, опрокинуть навзничь и, надругавшись над ней, осеменить ее чрево, чтобы принесла потомство. Потому женщины и меньше, и слабее мужчин. Хотя на самом деле все, конечно, гораздо сложнее. Естественный отбор, затейливо переплетаясь с отбором половым, влияет не только на размеры тела, силу и ловкость женщин, но и определяет генетическую структуру пола в целом. Ведь вряд ли разумно было бы предположить, что отбор идет только в направлении формирования внешнего облика животного, не влияя на его внутреннее строение, что выживаемость определяется лишь пропорциями тела, а не способностью так или иначе приспосабливаться к условиям среды. Подобно тому как в ходе эволюции у льва сформировались клыки, а у газели — ловкость и головокружительная скорость (охотник приспосабливался к охоте, жертва училась ускользать от преследователя), в результате естественного отбора самцы становились сильнее, а самки — слабее (победитель приспосабливался к тому, чтобы побеждать, побежденный — к тому, чтобы сдаваться). Принято считать, что наше тело в значительной степени — продукт среды, но тут важно не забывать, что в основном формировалось оно в далекой древности, под влиянием былых условий, что они-то и оставили на нем наиболее глубокий отпечаток. Что значит: среда формирует способности? Значит, под влиянием условий среды определяется, каким способностям надлежит закрепиться в последующих поколениях.

И вот, к своему отчаянию, я воочию убедилась, что генетически не приспособлена к тому, чтобы убежать от мужчин.

Один из преследователей настиг меня.

— Погодите-ка, леди, — услышала я.

Дрожа, судорожно хватая ртом воздух, я забилась в его руках.

— Почему вы убежали, леди Сабина? — спросил он. — Ведь это опасно. Поймал! — крикнул он остальным.

Я попробовала вырваться, но он держал меня крепко. Мгновенно вокруг собрались еще несколько мужчин. Он отпустил меня. Молча, отворачиваясь от незнакомцев, я стояла среди них, как в ловушке.

— Это леди Сабина? — спросил кто-то.

— Посмотрите на меня, — услышала я голос.

Я не повернула головы. Мужские руки легли мне на плечи, решительно повернули меня к говорившему.

— Поднимите голову к свету, — велел он.

Я все стояла опустив голову, но он, протянув руку, поднял мой подбородок. На скрытое покрывалом лицо упал лунный свет.

Я подняла глаза. Главный воин. Но он же не должен был бежать за мной! Ему следовало остаться в лагере!

В едва пробивающемся сквозь ветви неверном свете луны он взглянул мне в глаза. Чуть отступив, осмотрел мое платье. И спросил:

— Кто вы?

Я не отвечала. Стоит мне заговорить — и по акценту, по моему ломаному горианскому во мне тут же опознают рабыню-варварку.

— Вы не леди Сабина. Кто вы? — повторил он.

Я молчала.

— Скрываетесь от нежеланной помолвки? — допытывался он. — Ваш кортеж попал в засаду? Бежали от разбойников?

Я не проронила ни звука.

— Или от работорговцев? Мы — люди достойные. Мы не работорговцы. — Он внимательно осмотрел меня. — С нами вы в безопасности.

Сквозь ветви лился лунный свет.

— Кто вы? — в который раз спросил он.

На этот раз мое молчание, видимо, разозлило его.

— Предпочитаете предстать перед мужчинами с открытым лицом? — осведомился он.

Я покачала головой.

— Ну? — проговорил он, протянув руку к уличному покрывалу.

Я не отвечала.

Он отбросил покрывало с моего лица.

— Снимите перчатки.

Я стянула перчатки. Он взял их у меня и швырнул мне под ноги. Ночной воздух тронул ладони.

— Говорите, — приказал он.

Не дождавшись ответа, сдернул с меня домашнее покрывало. Мужчины плотнее сгрудились вокруг. Теперь от мужских взглядов мое лицо скрывали всего три покрывала: покрывало гордости, покрывало свободной женщины и последнее, пятое, почти прозрачное. Сняв домашнее покрывало, мне уже нанесли оскорбление. Словно насильно вторглись в мое жилище. Словно ворвались в дом, сорвали с меня платье, заставив предстать перед ними в нижнем белье.

— Кто вы? — снова спросил главный.

Как я могла сказать ему, кто я? Мой хозяин даже имени мне не дал.

— Не заговорите — сниму покрывало гордости, — пригрозил он.

Что они со мной сделают, если узнают, что я не свободная женщина? Я гнала прочь эту мысль. Кейджера облачилась в одеяние свободной женщины! Нет, свободные мужчины этого не спустят. Это считается чрезвычайно серьезным проступком, за него полагается суровая кара. Такое бесстыдство может стоить жизни. Меня бросило в дрожь.

Но вот покрывало гордости сорвано. Словно непрошеные гости сорвали с меня белье.

Теперь лицо мое легко рассмотреть: покрывало свободной женщины его почти не скрывает. А последнее покрывало — совсем прозрачное, его назначение — чисто символическое.

— Может быть, теперь, дорогая леди, — проговорил главный, — вы все-таки скажете, кто вы, откуда и как среди ночи оказались около лагеря?

Я не смела выдавить ни звука. С меня сдернули покрывало свободной женщины. Я отвернулась, захлебываясь рыданиями. Осталось последнее покрывало. Словно пал последний оплот целомудрия, словно я выставлена на всеобщее обозрение и прикрыться нечем — лишь прозрачной сетью, словно вот-вот схватят, растерзают обнаженное тело жадные руки.

Главный нерешительно протянул руку к последнему покрывалу.

— А может, она свободная? — спросил кто-то.

— Может быть, — опуская руку, ответил главный.

— Больно хорошенькая для свободной, — заметил один из мужчин. Кое-кто согласно закивал.

— Будем надеяться, ради вашего же блага, — проговорил главный, — что вы свободная.

Я опустила голову.

— Считайте себя моей пленницей, леди, — объявил он. Схватил меня за руку, накинул на правое запястье кожаную петлю и крепко затянул. Другой конец кожаного ремня — около фута длиной — зажал в кулаке один из воинов. Главный повернулся и пошел к лагерю. Остальные — за ним. Я плелась следом, привязанная за руку.