Книга Квантовый вор - Ханну Райаниеми

Он позволяет себе пообедать в роскошном итало-китайском ресторане на Устойчивом проспекте. «Вестник Ареса» все еще транслирует его интервью, но на этот раз Исидор заставляет себя сосредоточиться на еде.

— Не расстраивайтесь, мистер Ботреле, — раздается чей-то голос. — Любая популярность полезна.

Исидор изумленно поднимает взгляд. По другую сторону стола сидит женщина. Его гевулот даже не отреагировал. У нее высокое, молодое, изготовленное на заказ тело, коротко стриженые волосы, а лицо отличается необычной красотой: крупный нос, полные губы и изогнутые брови. На ней белая одежда — ксанфийский жакет поверх дорогой имитации революционной формы. В ушах поблескивают два крошечных бриллианта.

Она кладет тонкие руки поверх газеты, и длинные пальцы выгибаются, словно спина кошки.

— Нравится ли вам слава, мистер Ботреле?

— Простите, не имею удовольствия…

Исидор снова посылает гевулот-запрос, чтобы узнать хотя бы, как ее зовут. Он даже не уверен, что ей было доступно его имя или что она могла видеть его лицо. Но вокруг женщины воздвигнута стена уединения, словно зеркальный барьер.

Незнакомка небрежно взмахивает рукой.

— Это не светская беседа, мистер Ботреле. Просто ответьте на мой вопрос.

Исидор смотрит на ее руки, сложенные поверх черно-белого снимка. Между ее пальцами он видит собственные безумные глаза.

— Почему это вас интересует?

— Не хотели бы вы расследовать дело, которое принесет вам настоящую славу? — В ее улыбке проскальзывает что-то ребяческое. — Мой наниматель уже некоторое время наблюдает за вами. Он никогда не пропускает таланты.

Исидор уже достаточно владеет собой, чтобы размышлять и обращаться к экзопамяти. Женщина отлично чувствует себя в своем теле, а это означает, что она довольно давно стала Достойной, возможно, слишком давно, чтобы выглядеть так молодо. В ее речи слышится акцент уроженки медленногорода, впрочем, тщательно скрываемый. Или, возможно, скрываемый ровно настолько, чтобы Исидор его заметил.

— Кто вы?

Она складывает газету пополам.

— Вы узнаете это, если примете наше предложение. — Женщина отдает ему газету, а вместе с ней короткое разделенное воспоминание. — Хорошего дня, мистер Ботреле.

Затем она встает, сверкнув улыбкой, и уходит, превратившись в серое пятно гевулота в толпе прохожих.

Исидор открывает послание, и в его сознании мелькает смутная ассоциация. Указано место и время. А также имя — Жан ле Фламбер.

Интерлюдия

Одержимость

Идея вломиться в синагогу принадлежит Исааку. Но возможность проникнуть внутрь обеспечивает, конечно, Поль. Это он нашептывает что-то в оформленный в виде раковины белый гевулот здания, пока тот не показывает ему одну из дверей под высокой аркой с затейливо расписанной штукатуркой.

— После вас, рабби, — говорит Поль, отвешивая шутливый поклон и едва не спотыкаясь.

— Нет, после вас, — настаивает Исаак. — Или, черт возьми, войдем вместе.

Он кладет руку на плечо молодого человека, и они бок о бок входят в святилище.

Они пили четырнадцать часов. Исааку нравится грубое воздействие алкоголя, вызывающее шум в голове, это намного лучше, чем изощренные наркотики. Стремительно уменьшающаяся трезвая часть его сознания воспринимает это скорее как традицию, нежели реальный процесс, — тысячелетняя культура отравления алкоголем, почитание Бахуса, заложенное в его изготовленном в Ублиетте теле.

В любом случае важно то, что мир вокруг теперь подчиняется странной, искаженной логике, и сердце в груди бьется так, что Исаак готов взобраться на одну из защитных стен и прокричать вызов мрачным порождениям марсианской пустыни. Или сразиться с самим Богом, в чем и состояло его первоначальное намерение.

Но тихое святилище синагоги, как всегда, заставляет его почувствовать себя ничтожным. Негасимый свет — яркая ку-сфера — горит над дверцами ковчега, и его сияние смешивается с первыми лучами рассвета, проникающими сквозь золотисто-голубые узоры витражных окон.

Исаак садится на стул лицом к кафедре, вынимает из кармана куртки походную металлическую фляжку и встряхивает ее. Судя по звуку, сосуд полупустой.

— Ну, вот мы и на месте, — говорит он Полю. — Что ты задумал? Рассказывай. В противном случае мы потратили уйму выпивки впустую.

— Хорошо. Но сначала ответь мне: зачем нужна религия? — спрашивает Поль.

Исаак смеется.

— А зачем алкоголь? Раз попробуешь, а потом очень трудно отказаться. Он открывает фляжку и делает глоток. Водка обжигает язык. — Кроме того, это путь избранных, друг мой: тысяча всевозможных правил, которые ты должен просто принять, ибо все они иррациональны. И никакого детского лепета о том, что будешь спасен, если просто веришь. Ты должен как-нибудь попытаться.

— Спасибо, но я отказываюсь. — Поль направляется к дверям ковчега, и на его лице появляется странное выражение. — Прекрасный звук законов нарушенья, — бормочет он. Затем оборачивается. — Исаак, ты знаешь, почему мы с тобой друзья?

— Потому что я ненавижу тебя не так сильно, как остальных идиотов, которых этот гнусный марсианский город тащит на своей спине, — отвечает Исаак.

— Потому что у тебя нет ничего, что я мог бы захотеть.

Исаак смотрит на Поля. В свете витражей и сквозь туман водочного опьянения он кажется очень юным. Исаак вспоминает их первую встречу: спор в баре для приезжих из других миров, вышедший из-под контроля. Когда застарелая ярость Исаака стала вырываться из него, словно кашель, началась драка, во время которой он с радостью заметил, что молодой парень рядом с ним не прячется под гевулотом.

Некоторое время Исаак молчит.

— Позволю себе не согласиться, — наконец произносит он, поднимая флягу. — Вот, подойди и возьми. — Он долго и громко смеется. — Серьезно, что тебя гложет? Я знаю, из-за чего бывают эти продолжительные возлияния. Только не говори, что это опять из-за девчонки.

— Может быть, — отзывается Поль. — Я сделал глупость.

— Ничего другого я и не ожидал, — говорит Исаак. — Хочешь получить от меня взыскание? Или хочешь, чтобы Бог тебя наказал? Я с радостью выполню твое желание. Подойди поближе, чтобы я смог тебя отшлепать.

Он пытается подняться, но ноги не слушаются.

— Слушай, ты, сумасшедший ублюдок. Я не врезал тебе при первой встрече только по одной причине: я увидел одержимость. Я не знаю, что тобой владеет, но ты не можешь этого от меня скрыть. Для меня все вокруг просто стереотипы: червяки в голове, религия, поэзия, каббала, Революция, федоровская философия, выпивка. Для тебя — нечто другое. — Исаак нащупывает фляжку в кармане, но руки оказываются слишком большими и неуклюжими, словно в рукавицах. — Что бы это ни было, ради этого ты собираешься отказаться от чего-то хорошего. Избавься от этого чувства. Не повторяй мою ошибку. Отрекись.