Книга Повести и рассказы для взрослых детей - Эдуард Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А пошел бы ты! – сказал Дмитриев.
– Дорогая бабушка и дорогой товарищ мой Топилин! Вот смотрите вы на меня и меня судите. И не за тем, чтобы самим сделать выводы и чему-нибудь научиться, а затем, чтобы меня изменить. Сохранить вы меня хотите и улучшить. А того не понимаете, что все это бесполезно. Потому что я в жизни не просто двигаюсь, а бегу перед паровозом, пытаясь спиной его остановить. А вагоны его гружены чугунными отливками. И задерживать меня бессмысленно. Я прошибу любое препятствие. Или расшибусь сам.
– На любой паровоз есть свой стрелочник! – сказала бабушка.
– И зря ты думаешь, что поезд столь неповоротлив, – заметил Топилин. – На нем и направо можно отправиться, и налево. И, между прочим, в обратную сторону. И никого еще не радовало, что машинист – дурачок.
– Во-первых, я и не машинист даже. А во-вторых, я далеко не дурачок.
– Ты у нас, конечно, светоч. Ну, просто маяк разума. Со знаком качества! Ну, да ладно, выкладывай свои выговоры и благодарности.
На очереди был:
ВЫГОВОР
за организацию дебоша при поездке на сбор картофеля.
Как-то получается, что начальство всегда от меня избавиться хочет. Больно много я приношу ему забот. Когда люди требуются на картошку или на склад овощи перебирать, моя фамилия первой называется. А на этих складах или картошке у меня опять приключения.
Тогда я был уже инженером. И вытурили меня на сбор картошки под Можайск сырой осенью.
Подогнали к проходной машины. Смотрю я, что за народ в них садится, и ужасаюсь. Или дети совсем – ученики, или довольно мрачного вида оболтусы. Дети трезвые, а оболтусы успели где-то под забором глотнуть, и в рюкзаках у них что-то звенит.
Время горячее. Каждый хороший работник на счету. Кого мастер отправит в подшефное село? Или учеников-малолеток, или разгильдяев-прогульщиков. Из инженеров никого. Только я да Майка Гаврилова из лаборатории гироскопов. Я у Майки спрашиваю:
– Ты чего это собралась? Видишь, какая здесь публика?
Она в ответ:
– Вижу. Когда мы в институте на картошку ездили, очень весело было. И здесь, думала, будет так же. Хотела от завода отдохнуть. Да, видно, не наотдыхаешься.
Приехали. Поселили нас в школе. Спросили:
– Кто умеет варить? Вышел один дядя мрачный.
– Я кухарничал.
Отвели его на кухню, показали, где котлы, где дрова. Но продуктов не дали.
– Завтра дадим, к обеду. Мы ваше начальство предупреждали, чтобы на первый день еду брали с собой. Сначала сами кормитесь, а уж потом за наш счет поправляться будете.
Пошли мы с Майкой грибы собирать… Возвращаемся к школе, а там дым коромыслом – в спортзале драка идет. Два здоровенных парня повара ухайдакивают. Оба пьяные, и дело у них не очень ладится. Один парень в тельняшке, а другой в гимнастерке на босу грудь в сапогах. А повар просто в трусах до колен. И лавки у них в ход идут, и ведра, и мотает их по матрасам от стенки к стенке. И окно они лавкой выколотили.
А вокруг по углам стоят юнцы, как на физкультуре, и смотрят. Кто с испугом, кто с недоумением. Оказалось, повар у этих двоих пол-литру украл из сапога. А это для них святое.
Гляжу, тот, который в гимнастерке, лопату схватил – и на повара. Сейчас у бедного последние мозги вышибут. Я с ходу кинулся, схватил могильщика поперек спины и бросил на матрас.
Он аж ошалел от удивления! Встал на ноги и на меня. Полутолкнул-полутреснул. Я от него шаром бильярдным лечу через класс. Делаю вид, что меня такой богатырь швырнул, хоть стенку прошибай! А сам в матросика как врежусь! И рухнули мы с ним. Только я понарошку, а он, бедняга, по-настоящему.
Удачно вышло. И матросика уложил, и гимнастерочник счастлив. Вот, мол, как я их, гадов, разбрасываю! А это важно, чтобы он в драке доволен был. Чтобы в нем злость зверская не пробудилась. Иначе конец.
Но тут повар в трусах тоже ко мне направляется с кулаками. Сообразил, что я теперь враг как бы общий. И матросик оклемался. Того гляди убьют.
Слава Богу, пьяные. Руками они машут, пролетают мимо с грохотом. А я тихо-тихо так к двери. И в коридор.
Настроение неприятное. Погулял с час, полтора. Что делать? Хоть вешайся. До станции двадцать километров. И что в городе скажешь? Жаловаться, что ли, на ребят? Так не вмешивался бы. Тоже мне – дружинник. Они тебя не трогали. Может, они каждый вечер так развлекаются. Заместо домино.
Делать нечего. Иду снова в класс. Но сам ноги держу в обратную сторону. Сердце где-то в кишках запуталось. Тут ко мне направляются двое. Один – матросик в тельняшке. Второй – парень, которого я раньше не видел. Что-то есть в нем спокойное, располагающее. Чем-то он диван или шкаф напоминает.
– Ты что, – спрашивает, – бить его хотел или разнимать? – и показывает на матросика.
Хотел я сострить, что бить. Хобби у меня такое: как увижу матросика – сразу набрасываюсь и по морде! Но дело под вечер, не до шуток.
– Разнимать, – говорю.
– Тогда так. Или ты простишь Степу, или дашь ему по морде.
– Я ни прощать не хочу, ни по морде давать.
– Тогда я сам ему въеду.
А Степа на него почтительно так посматривает и даже физиономию наполовину подставил. Лицо у него красивое, кудрявое, только очень неумное.
– Давайте завтра поговорим. Но парень на меня давит:
– Такие дела на завтра не откладываются. Или извини его, или бей.
Видно, пока меня не было, власть переменилась и шкаф-диван атаманом стал. Вокруг народ собирается. Получается как-то странно. Мне, вроде, навстречу идут, условия создают, морду подставляют, а я кочевряжусь, против коллектива выпендриваюсь.
– Хорошо. Считайте, что я его извинил. А завтра все равно поговорим.
На этом все легли спать. А утром поваром назначили меня. Вернее, попросили быть. И я согласился.
И вот как-то дело наладилось. Дали мне двух помощниц самых слабеньких, в поле бесполезных, и мы стали столовую в порядок приводить.
Все вымыли, вычистили. Столы протерли. На них полевые цветы в стаканах поставили.
На первый раз я в котел двойную порцию мяса положил. Целый чан какао приготовил и хлеба с маслом на столы выставил из расчета – ешь сколько хочешь.
Я знал, что люди голодные, как заключенные, придут.
И верно. Впервые за все время они наелись. И на меня стали с благодарностью смотреть.
Дальше совсем нормально стало.
Погода плохая. В школе холодно и сыро. А у меня на кухне тепло и чисто. И девчонки по вечерам ко мне потянулись во флигель. На уют и чистоту. Садятся на скамеечки, греются. Истории рассказывают.
