Книга Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец

– А ты туда что-нибудь положила? – резонно спросилХаврон.

– А то нет! Я вчера покупала майонез!

– Рад за тебя! Тогда возьми ложку, и вперед! Уверен,что майонез еще там! – поощрил ее Хаврон.

Брать ложку Зозо не стала. Вместо этого она сказала:

– У тебя челка прилипла, как у Адольфа Гитлера. Незнаешь, где фотоаппарат?

Фотографироваться Эдя наотрез отказался. Босиком онпрошлепал в ванную, предусмотрительно щелкнул задвижкой и крикнул через дверь:

– Теперь я понимаю, почему от тебя все мужья сбежали!

– Потому что сволочи! – отрезала Зозо.

– Так-то оно так. Но тут какая штука. Если человекуслишком часто попадаются на дороге сволочи, то одно из двух: либо он самсволота порядочная, либо этих сволочей специально ищет, – насмешливопрокомментировали из ванной.

Зозо такое объяснение не устроило.

– Сам ты гад, Хаврон! – сказала она убежденно.

Брат ее не расслышал. В ванной уже шумела вода. Зозо парураз мстительно толкнула дверь пяткой, жалея, что лишена возможности придушитьЭдю прямо сейчас. Будет теперь плескаться, как морж, и плевать ему, что онастрадает.

Внезапно Зозо ощутила себя вдрызг несчастной. Ей спешнотребовался внятный повод для саможаления, и теперь он обнаружился. Брат! Воткто во всем виноват! Заел ей жизнь, а сейчас еще противно фыркает в ванной отудовольствия, как большой пес, которому чешут пузо.

Часто бывает, что человек вначале принимает решение исовершает некое действие, а потом подгоняет под него отговорки и обоснования. Кпримеру, вначале два приятеля расплевываются, а затем внушают себе, что хотелисделать это давно и все время своей дружбы только и делали, что уступали другдругу. Или жена вначале бросает мужа, а потом спешно подшивает к своемупоступку благовидные мотивы.

О том же, что проще попросить прощения и понять, что виноватво всем именно ты, а не кто-то другой, предпочитают не думать. Никто не любитбыть виноватым. Не только на обиженных суккубы водку возят, но и на слишкомправых и недооцененных. Недаром в Тартаре даже кафедра недавно открылась:правоты, недооцененности и непогрешимости.

Зозо вновь пнула дверь. Она вспомнила, как в детстве они сЭдей ссорились, он запирался, а она подсовывала ему под дверь бумажки, накоторых писала: «Дурак! Идиот!» Он же писал на бумажках: «Я не читаю!» ипросовывал обратно.

– Купи себе, наконец, квартиру и отвали от меня! –громко крикнула Зозо в щель.

Она думала, что Эдя не услышит, но тот как раз выключилводу.

– ЩАС! Только старушку-процентщицу зарублю!.. Денегдай! – сразу согласился брат.

– Возьми кредит!

Нырять в болото кредитного рабства Хаврон отказался.

– Понимаешь, сеструха! С любым имуществом связанынеприятности. Купи себе хоть собачью будку в тундре – и вместе с ней огребешьвагон ненужных проблем. Налог на землю, аренда собаки, биржевая стоимостьпридушенной курицы. Нет уж: предпочитаю быть неимущим. Меня больше устраиваетситуация, когда государству нечего с меня взять, кроме зубной щетки, –сказал он, увиливая.

– Ничтожество! Дрянь! Иждивенец! – крикнула Зозо вдующую сквозняком щель.

– Остынь!

Дверь быстро приоткрылась, и ее окатило струйкой тепленькойводички. Зозо яростно рванулась в атаку и, вырвав скользкий душ из рук брата,дернула. Что-то натянулось, лопнуло, и лейка внезапно осталась у нее в руках.Дверь захлопнулась.

– И это взрослая женщина, мать взрослого сына! Шланготорвала! Ай-ай! – запричитал Хаврон.

– Неудачник!

– А ты Красная цапочка! Как начала в детстве цапать,так все цапает, цапает! Чего сегодня дома сидишь? Очередной стареющий Карлсонвыпрыгнул в окошко с зонтиком?

– Попрошайка! Крышка от унитаза! Пустое место! –беспомощно всхлипнула Зозо, потрясая душем.

Ей казалось, что ничего обиднее для мужчины просто несуществует. Но, увы, Эдя не был мужчиной. Он был братом и имел непрошибаемый,поистине братский иммунитет.

– Слушай, давно хотел спросить. Алкоголиков,наркоманов, истериков, душевнобольных среди твоих близких родственников небыло? – миролюбиво поинтересовался он в щелочку.

– СРЕДИ СВОИХ ПОИЩИ!

Зозо еще раз пнула дверь, отшибла ноготь на правой ноге и,прихрамывая, отправилась на кухню дуться. Увы, долго дуться у нее неполучилось. Четверть часа спустя в дверь просунулось белое вафельное полотенце,нанизанное на гимнастическую палку, а затем, помахивая флагом, вошел и самХаврон в сиреневом халате.

– Чего тебе надо? Голову вон мне всю облил. Шлангтеперь новый покупать, – плаксиво сказала Зозо.

Она была в той финальной стадии раздражения, когда яростьпостепенно переходит в слезы. Убивать уже никого не хочется, зато хочетсяуткнуться лицом в подушку и сотрясаться.

Эдя где-то порылся и молча сунул ей плоский и холодныйшницель с перцем. Шницель был завернут в лист, озаглавленный: «Графикдезинфекции холодильников». Хаврон недаром столько лет работал официантом.Работа научила его, что женщина злится в основном, когда голодна. Накорми ее –и она едва вспомнит, что заставляло ее пять минут назад шипеть и подскакивать.

Зозо всхлипнула и вцепилась в шницель зубами. Она себеказалась самой нелепой взрослой женщиной в мире. Как-то неправильно все. Вродебы люди должны чему-то учиться и как-то меняться, на деле же получается, чтоникаких глобальных изменений не происходит. Где раньше спотыкался, там и теперьспотыкаешься. Разве что падаешь больнее. Где ребенок не ушибется, там старушкашею сломит. Видимо, мудрость лишь в том, чтобы все, что происходит, всенеудачи, слезы и неприятности, воспринимать как обязательную часть пути ивоспринимать все с благодарностью. Упав же, очиститься от грязи и идти дальше.

Где-то зазвонил телефон. Звук был глухой, едва различимый.Эдя прислушался. Зозо перестала рвать зубами шницель.

– Куда ты дела трубку? – спросил Хаврон у сестры.

– Почему я?

– Потому что я всегда кладу ее на базу!

– Очень за тебя рада!

Хаврон пожал плечами и отправился на поиски. Трубку он,разумеется, нашел не на базе, а в ванной, в корзине с бельем. Все время, покапродолжались поиски, она продолжала трезвонить. Жуя мясо, Зозо слышала, как Эдяпрочувствованно произнес:

– Аллоу! Резиденция Хавронов-Буслаевых! Кого из белыхгоспод я могу позвать?