Книга Гончаров и его подзащитная - Михаил Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как собачонку на прогулку вывел, — выходя навстречу, невольно улыбнулся я.
— Ты почему не в вагончике? — не доходя до меня метров пяти, грубо спросил он.
— А кто его знает, что за презент ты мне там приготовил.
— Ничего там нет, если ты сам не постарался.
— Давай не будем препираться, а займемся делом прямо на улице, — предложил я оптимальный компромисс.
— Не пойдет, я должен убедиться, что в вагончике никого нет. Открой дверь.
— Вот иди сам и открывай. Так мы с тобой до вечера проторгуемся.
— Хорошо, — подумав, согласился он. — Раздевайся.
— Как?
— Молча и до трусов, я должен убедиться, что у тебя нет оружия.
— Дикость какая-то, — проворчал я, выполняя приказание. — Однако не май месяц!
— Не отморозишь, шмотки кидай сюда. Да поживее! — уже выворачивая карманы, покрикивал он. — Покажи деньги.
— Хоть пять раз, только издали. — Вытащив из салона «дипломат», я открыл крышку, демонстрируя ему содержимое. — Нравится?
— Нравится.
— Ну вот и хорошо, — закинул деньги я назад в машину и спросил: — Что теперь?
— Давай деньги и забирай эту суку.
— Нет, сначала ты ее аккуратно раздень, нежно сними с нее взрывное устройство и лишь потом получишь деньги.
— А в это время меня шарахнут из вагончика. Не надо, мы тоже не пальцем сделаны! Иди и открой дверь, я должен убедиться, что там никого нет.
— Да черт с тобой, — дрожа от холода, выругался я и дернул скрипучую дверь.
Убедившись, что внутри никого нет, матерясь почем зря, он начал осторожно раздевать цветочницу. Когда куртка была отброшена, на животе под свитером ясно проступили контуры прямоугольной коробочки размером с сигаретную пачку. Стащив свитер, Рябинин неожиданно изменил свое поведение. Оставив полураздетую женщину, сжимая в руках контакты, он медленно двинулся ко мне.
— Стой где стоишь и не двигайся, — бледнея рожей, приказал он.
— Стою, — послушно ответил я. — А что ты задумал?
— Вам ничего не грозит, если будете делать то, что я вам велю.
— Конечно будем, что же нам остается. Только отцепи от Русовой мину.
— Отцеплю, когда придет время. Медленно отойди от машины на десять шагов. Не бойся, все будет нормально.
— Как скажешь, начальник. — Послушно пятясь назад, я все еще ничего не понимал. И только когда он, находясь на одном уровне с машиной, вдруг проворно в нее юркнул, до меня наконец дошло: — Опрокинул, значит, сволочь? — зеленея от страха, злости и холода, процедил я.
— Не скажи, теперь подойди ко мне, — левой рукой сжимая контакты, а правой поворачивая ключ зажигания, приказал он. — Подойди, только не близко, ровно настолько, чтобы я мог передать в твои руки провода.
— Но ты же обещал сам обезвредить свое устройство, — осторожно принимая медные концы Танькиной жизни в свои руки, упрекнул я.
— С таким же успехом это сделает любой начинающий сапер. Там нет никакой хитрости. Устройство работает на разъем. Так что остерегайтесь обрыва проводков, не делайте резких движений и сами ничего не предпринимайте. Не пытайтесь даже отвязывать с ее живота мину. Это вам мой совет. Спокойно и плавно вальсируйте до первого телефона-автомата и звоните в милицию. Так у меня будет небольшой запас времени. Машину у тебя я угонять не собираюсь, брошу где-нибудь за городом. Прощайте, господа.
Презрительно фыркнув выхлопом, моя машина уже в который раз подло от меня сбегала. Плюнув, я от досады чуть было не топнул ногой, но вовремя спохватился. Резкие движения нам были не нужны. Первым делом, соблюдая всяческие осторожности и не дергая провод, мы помогли друг другу одеться. А потом уныло и медленно, в той же дурацкой спарке, побрели в сторону города.
— Таня, — устав от этого танца смерти, предложил я, — может, рискнем и отвяжем твою мину?
— Ни за что! — возмущенно воспротивилась она, как будто я хотел отрезать у нее ногу. — Вы сошли с ума! Заплатить кучу денег, чтобы потом взорваться посреди этого поля? Да я в жизни себе подобной глупости не прощу.
— Зато Бог на том свете простит, — наступая ей на пятки, мрачно изрек я. — Вы не могли бы ножками почаще перебирать?
— Нет, идти нужно плавно и медленно. Не дай Бог, кто-то из нас споткнется или поскользнется. Тогда обоим хана. Как у Галки дела?
— Лучше, чем у нас. Попрошу шагать и не разговаривать.
Обидевшись, она смолкла, так что весь оставшийся путь длиною в сорок минут мы проделали молча. Из автомата я позвонил дежурному и долго объяснял ситуацию. Когда он наконец понял, то велел нам, не двигаясь, стоять на месте, терпеливо ожидая помощи, и ни в коем случае не вступать в контакт с прохожими.
— А лучше лечь, накрыться белой простынью и ползти в сторону кладбища, — бросая трубку, раздраженно проворчал я.
— Что такое? — вылезла моя подопечная. — Что они говорят?
— Ничего, — злобствуя, прошипел я, — просят лично вас не приставать к прохожим мужикам, в городе и без того полно триппера.
— Хам! Негодяй! Пусти, я позвоню Галине.
Охали, ахали и ревели они минут десять, пока напротив нас не остановились две машины с военными. Они молча выслушали нашу историю, без лишних разговоров бережно упаковали в тесный «уазик» и помчались за город, чтобы там, на пустыре или бомбовом полигоне, в спокойной обстановке нас обезвредить или же отправить к чертовой бабушке в ад. Этими черными мыслями я поделился с сидящим за рулем прапорщиком.
— А это уж как получится, — многообещающе ответил он. — Все мы под Богом ходим.
— Классный из тебя ангел-утешитель получится, прапор. И давно ты этим веселым ремеслом занимаешься?
— Лет десять уже, как с Афганистана пришел. Там тоже мины обезвреживал.
— И как часто эта операция у тебя заканчивалась удачно?
— На эту тему от шуток я бы воздержался, — почему-то помрачнел водитель, и дальше мы ехали молча.
Посреди какого-то пустыря, больше похожего на помойку, он остановился и, повелев сидеть нам на месте, вышел встречать следующий за нами автомобиль. После легкого непродолжительного обсуждения мы под руки были извлечены из машины и поставлены на снег. Разжав мой окаменевший кулак, прапорщик забрал у меня поводок и, велев всем спрятаться за насыпной вал, повел Татьяну в глубь полигона. Нервно закурив, я спросил лейтенанта, достаточно ли мастерства у прапорщика?
— На вас хватит, — немного раздраженно ответил он.
Обидевшись, я отошел и уставился в серое неуютное небо. Оттуда с радостным карканьем за нами наблюдали четыре вороны. Нетерпеливо хлопая крыльями, они искали еду или пристрастно наблюдали за работой прапорщика. Грустно!