Книга По следам большой смерти - Виталий Сертаков

Боль прошла, но лодыжка онемела, а потом граница нечувствительной зоны расширилась. При всем желании Артур не успевал нейтрализовать яд, зараза распространялась слишком быстро. Спустя минуту Артур уже не ощущал левой ноги ниже колена. Он кое-как поднялся, опираясь о загородку стойла, и встретился взглядом со здоровенным черным хряком. Хряк вздохнул и повернулся к человеку задницей. Если он и умел разговаривать, то сегодня с утра находился явно не в духе.

Гном опять выбрал местечко почище, уселся по-турецки и увлеченно уставился в книгу. Он старательно изображал равнодушие и всячески давал понять, что до темноты не двинется с места. Впрочем, судя по тому, с какой скоростью перемещалось по небу здешнее солнце, вечер должен был наступить через пару часов.

Стиснув зубы, Артур доковылял до противоположного конца свинарника. Последние пять метров потребовали от него таких усилий, что он едва не растянулся в грязной соломе. Хотелось только одного - лечь и не вставать. Он дважды упал, пока добрался до двери. Распахнул ее и уселся на пороге, не рискуя уже опускать ноги на землю. Онемение добралось до середины бедра, и теперь он совершенно точно знал, что затронута вся нервная система. Он стал хуже слышать и с трудом поворачивал шею. Перед глазами плясали мушки, а каждый вдох давался с усилием.

"Только подохнуть здесь не хватает! Я его не послушал, поперся купаться…"

Коваль смотрел на тропу. Он испробовал несколько способов медитации, которым научился у Качальщиков. Сердце успокоилось, мозг работал четко, но без лекарственных трав нейтрализовать незнакомый яд было невозможно. Позади шелестел страницами Иван и попискивали поросята, требуя у матки молока.

"Мелкий засранец знал, что я попадусь…"

Внезапно Артуру показалось очень важным, что гном не оставил его. Пусть он был фантомом, как и проклятый Минь, он всего лишь играл свою роль.

"Он поведет и дальше, но не как обычный проводник. Он не показывает дорогу, если путник сам находит верный путь! Зато стоит сбиться, он начинает нести всякую чушь. Надо бы придумать, как правильно приказать…"

Но сформулировать правильный приказ у президента не получилось. Зато нашлись силы на очередное доброе дело. Он так долго пялился затуманенным взором на зеленый ковер травы, что не сразу заметил, насколько сильно отличается западный выход свинарника от восточного. Со стороны развилки в сарае была узкая дверца, только для человека, скотину же выводили на пастбище через широкую западную дверь. Там вместо лесенки с высокого порога к земле вел пологий скат. А слева и справа от порога начинались две крепкие изгороди. Они тянулись вдоль тропы и вместе с ней сворачивали на желтый холм. На холме подсолнухи расступались, образовалась просека, а грязная тропинка переходила в пологие каменные ступени.

Артур никак не мог сфокусировать зрение; зелень рябила и расплывалась, и вообще, ему казалось, что он смотрит в испорченную подзорную трубу. Что-то надо было сделать, пока не стало совсем плохо…

Он поднялся на четвереньки, чтобы дотянуться до щеколды ближайшего загона.

"Чжан услышит дрожь твоих ног…"

Три тощих подсвинка, радостно вереща и толкая друг друга, рванули в открывшуюся калитку. Артур даже не сумел увернуться, когда острое копытце задело рану на бедре. На глаза навернулись слезы. Он проморгался и сделал очередную попытку подняться.

– По одному надо, дурья башка! - сказал гном.

Он уже не читал книгу, а стоял рядом, теребя седую бородку. От гнома пахло топленым молоком и древесными стружками, на его лице застыло такое азартное выражение, будто он ожидал исхода боксерского поединка.

Свиньи вылетели на лужайку и припали к траве. Тропа с этой стороны свинарника была изрыта и истоптана. Видимо, загадочный пастух неоднократно гонял скот между изгородями.

Ковалю удалось выпрямиться на здоровой ноге. Подтянувшись на руках, он кое-как принял вертикальное положение. Сердце колотилось с перебоями, в ушах стоял звон. Он подумал, что в таком состоянии не совладал бы даже с Иваном, пожелай тот воспользоваться моментом для нападения.

Но гном не собирался кидаться в драку. Он нетерпеливо постукивал посошком, следил за поросятами и облизывал губы, словно предвкушая долгожданный десерт.

Поросята рылись в грязи, откапывали мелкие корешки и уходили всё дальше. Метров через пятьдесят тропинка вместе с заборчиками сворачивала в гору, каменные ступени терялись в желтых зарослях подсолнухов. Блеклое негреющее солнце стояло в зените. Целая армия блестящих навозных мух носилась над преющей землей.

"Пятьдесят метров, - подумал Коваль. - Дальше сухая глина, корни и камень. Пятьдесят метров открытой земли, где она слышит дрожь моих ног…"

Коваль выплюнул горькую слюну и ощутил едва заметное дрожание почвы.

Чжан поднималась.

Она поднималась к поверхности из глубины земли.

Почему-то он сразу отнес хищницу к женскому полу. Несмотря на пульсирующую боль в затылке, он очень верно ее почувствовал и сам удивился остроте восприятия.

…Чжан терпеливо дожидалась рассвета, но не потому, что любила солнце. Она привыкла, что с рассветом пища покидает свое каменное укрытие, сквозь которое невозможно пробиться. Ее интересовал животный белок, но дикие травоядные давно научились слышать ее приближение. Ночи они проводили на скалах, а кто умел - на деревьях, но днем им нужны были вода и трава. Не все животные годились в пищу, некоторых следовало опасаться. Их кровь могла оказаться ядовитой и отравить всю колонию. Крупные наземные хищники, обладавшие иммунитетом к яду Чжан, готовы были подраться за свои охотничьи угодья.

Хищники редко нападают друг на друга, и Чжан не являлась исключением. Огромная колония личинок, скопище нескольких тысяч насекомых, передвигалась глубоко под поверхностью почвы. Поднимаясь из глубины, она не брезговала падалью, составляя конкуренцию кладбищенским червям, нападала на больных грызунов и выпавших из гнезд птенцов. В колонии существовала строгая иерархия, без которой сложное сообщество не смогло бы выжить.

Наверху дежурили разведчики. Они постоянно несли тяжелые потери, их склевывали птицы, пожирали кроты и кабаны, и королеве приходилось ежедневно обновлять их ряды. Ощутив дрожание почвы, определив, съедобен ли объект, разведчики передавали данные солдатам, а те устремлялись к жертве с полными хоботками парализующего яда. Королева всегда точно знала, достаточно ли было яду, чтобы обездвижить жертву, но ее слабого разума не хватало на то, чтобы послать к источнику колебаний сразу сотню отравителей. Под прикрытием солдат двигался следующий живой слой, этих можно было назвать кладовщиками. Как только жертва падала и теряла способность к сопротивлению, тысячи кладовщиков поднимались на поверхность и принимались рвать ее на части. Они проглатывали пищу, но никто из них не смел начать переваривать свою долю. Кладовщики с набитыми желудочными мешками устремлялись вниз, а навстречу им уже спешило ядро колонии. В ядре суетились личинки-трутни, строители и няньки, окружавшие кокон королевы.