Книга Свои грабли бьют не больно - Михаил Серегин

– Где же вы все это время были? Мы уж думали, что вы уехали.

– Там и были, – пояснил Хлыщ.

– В сарае? – догадался я.

– Именно там, – подтвердил Тип.

– Все время? Безвылазно? – потрясенно воскликнул я.

– Безвылазно! – с самым грустным видом кивнул Хлыщ.

– А в туалет куда? – недоуменно спросил я.

– Туда! – Тип потыкал чайной ложкой в сторону пола.

– Господи! Какая же там вонища должна быть! – сочувственно сказал я. – То-то от вас такой дух идет, что хоть святых выноси!

– Сам бы попробовал так столько времени пожить, еще бы не так пах! – огрызнулся Тип.

– А что вы там ели? – с интересом спросил я.

– Сухой паек, – кратко ответил Хлыщ.

– Да уж! Лихо вам пришлось! – покачал я головой и осторожно спросил: – А дело того стоит?

Они синхронно поджали губы и ничего не ответили.

– Бросьте, ребята! – отмахнулся я, и тут же покривился от боли. – И так уже ясно, что по отдельности мы с вами ничего не добьемся! Предлагаю объединить усилия, а то мы постоянно будем друг другу мешать, и ничем хорошим это не кончится.

– Ты как думаешь? – спросил Хлыщ у Типа.

– Ты хозяин – тебе виднее, – ответил тот, расставляя на столе бокалы для чая.

Хлыщ надолго задумался, а потом кивнул головой.

– Хорошо! Откроем карты! Но и ты тоже! – серьезно предупредил он меня.

– Само собой! – честно ответил я.

– Ну вот тогда и начинай! – предложил он.

– Согласен, – не раздумывая, сказал я, понимая, что они все равно знают намного больше и мои сведения им ничего не добавят. – У Яхонт-Изумрудова была прямо-таки бесценная коллекция античных монет. После революции дом подожгли, и он взорвался, но поскольку хранились они в установленном в подвале дома сейфе, то должны были уцелеть. Больше я ничего не знаю, а ты, господин Томас Бромбенблюхер? Это ведь твой предок владел в Ревеле фирмой по изготовлению и установке сейфов, один из которых и заказал вам Яхонт-Изумрудов? Не так ли?

– Это так! – кивнул Хлыщ. – После того как Эстония стала советской, нашу фирму национализировали, и мой дед стал там простым клерком, но он унес домой всю документацию, которая совсем не нужна была новым властям. Потом Эстония снова стала независимой, и мой отец возродил нашу фирму. Когда он умер, я стал смотреть бумаги и нашел там папку, где были собраны документы по установке сейфа в доме Яхонт-Изумрудова. Я навел справки и узнал, какая печальная участь постигла этого господина и его дом. Но сейфы нашей работы всегда славились своей прочностью, и я понадеялся на то, что и этот сейф тоже уцелел. Вот мы с Андреасом, это мой менеджер, и приехали, чтобы найти его.

– А как ты узнал, что дом Яхонт-Изумрудова стоял именно на том месте, где сейчас наша дача? – с интересом спросил я.

– Работники, которые устанавливали этот сейф, написали очень подробный отчет, где указали, на каком расстоянии от речки находится дом, чтобы потом к нам не было претензий, что он проржавел, и начертили план расположения дома на местности. Речка как была, так и осталась – реки ведь не меняют свое русло, если на них ничего не строят. А на этой ничего не строили, – объяснил Хлыщ.

– И тогда ты предложил нам с Марусей сдать тебе в аренду дачу, – продолжил я.

– Да, но вы отказались, и нам пришлось идти другим путем, – ответил он.

– Погоди-погоди! – воскликнул я. – Так, значит, Жлоб не выигрывал никакую путевку? Это вы ее купили для него и для Фифы и, изображая представителей риэлторской фирмы, вручили и таким образом заставили уехать?

– Мы долго наблюдали за ними и поняли, что это будет беспроигрышный вариант, – включился в нашу беседу Тип. – Такая стерва ни за что не упустила бы подходящий случай.

– А почему ты назвал господина Богданова Жлобом? Что это значит – Жлоб? – поинтересовался Хлыщ.

– Ну, это жадный, неприятный человек, – начал объяснять я. – Хамоватый... Высокомерный...

Тут Тип произнес какое-то слово на эстонском языке и Хлыщ воскликнул:

– Да-да! Понял! А Фифа? – продолжал любопытствовать он.

– Это женщина с неумеренными претензиями, на которые у нее нет совершенно никаких прав. Эгоистка, неумная, много выпендривается... – объяснял я.

– Выпен... что? – переспросил Хлыщ.

Тип опять произнес какое-то слово, и он понятливо закивал, но не успокоился и спросил:

– Александр! Ты там во дворе назвал господина Афонина Куку... Курку...

– Куркулем! – понял я.

– Вот именно! Но его же зовут Виктор Петрович! – удивился он.

– Куркуль – это прозвище, – ответил я.

– Это я уже понял, но что оно значит? – с интересом уставился он на меня.

– Кулак, что же еще! – ответил я.

Хлыщ сжал руку в кулак, удивленно уставился сначала на него, а потом на меня явно в ожидании подробностей.

– Куркуль, или кулак – это человек, который думает только о своей выгоде, не обращая внимания на интересы остальных людей. Понимаешь, он все под себя гребет! Вот и Афонин такой! Все жрет, жрет и никак нажраться не может! – с ненавистью выговорил я.

– Он гребет пищу? – удивленно спросил Хлыщ.

– Господи! Да вы в своей Эстонии уже совсем русский язык забыли! Все он гребет! И с этой коллекцией он нам покою не даст! Вот увидишь! Как и Мажор! – многозначительно сказал я.

– Мажор – это человек? – удивился Хлыщ.

– Это Максим, – пояснил я. – Тот четвертый, который был с вами в тот вечер.

– А почему он Мажор? Это тоже прозвище? – никак не мог угомониться Хлыщ.

– Прозвище, – подтвердил я. – А Мажор он потому, что всегда какой-то неоправданно веселый и радостный. Есть повод, нет повода – а он сияет, как медный таз!

И тут, словно услышав мои слова, до нас донеслись голоса Мажора и его отца. Из любопытства мы вышли во двор и пошли к забору, откуда и увидели радующую глаз картину: на их участке стояла черная, явно служебная «Волга», а сам Пожарный гонялся за сыном, который проворно от него убегал, скрываясь то за одним деревом, то за другим, то за кустом.

– Мерзавец! – кричал Пожарный. – А ну немедленно иди сюда!

– Папа! Ты чего ругаешься? – слабо протестовал Мажор и даже не думал приближаться.

– Немедленно в машину, негодяй! На весь кооператив меня опозорил, подлец! – кричал Парамонов, направляясь к Мажору. – Ничего! Я из тебя дурь выбью! Ты у меня узнаешь, почем фунт лиха! – грозно обещал ему отец.

– Папа! Но я же ничего плохого не сделал! – отбивался от него Мажор, перебегая на новое место.

– Не сделал?! Да ты со своими девками чуть дачу не спалил, пьяница проклятый! Развратник! Дебошир! – бушевал Пожарный, одновременно преследуя сына. – Немедленно в машину! А от твоей я ключи заберу! А еще лучше продам ее к чертовой матери! И ключей от дачи ты больше не получить! И новые замки я сюда врежу! Ну, кому я сказал! – рявкнул он.