Книга Ярлыки - Гарольд Карлтон

— Твоему отцу хотелось бы видеть композиции, которые ты делаешь в школе, дорогая, — однажды вечером сказала Эстер. Стоял декабрь, было холодно, и она приготовила свой знаменитый борщ.

Маккензи сделала круглые глаза.

— Господи, почему? Ему не нравится то, что я делаю, он не понимает этого. Это доходит даже не до всех преподавателей в школе.

— Но почему ты не стараешься понравиться своим преподавателям? — спросила Эстер.

— Прежде всего, я должна понравиться самой себе! — выпалила Маккензи.

У Эстер вырвался душераздирающий вздох. Ее роль заключалась в поддержании мира, в том, чтобы быть своего рода буфером между взбалмошной дочерью и раздражительным мужем.

Позднее Эйб Голдштайн совершил паломничество в комнату дочери, предварительно громко постучав. Она переворачивала листы своего альбома для набросков, разукрашенного неоновым фломастером. Эйб взял альбом, водрузив на нос очки. Он рассматривал ее мини-юбки в комплекте со светящимися париками, коротенькие майки с рукавчиками, одежду для диско с дырками, прорезанными на спине или над животом.

— Это как странички юмора в воскресной газете, — заметил он, возвращая альбом.

Маккензи засмеялась.

— Хорошее определение, папа. Именно так девочки хотят выглядеть: «поп», «оп», сумасбродными и забавными.

— М-да? — Эйб недоверчиво пожал плечами. — Ты знаешь, что мы сегодня продаем так, словно у людей не будет завтра? Домашние му-мас.

— Что это?

— Похоже на женские халаты, но с дикими гавайскими рисунками, многоцветными. Девятнадцать девяносто пять, и хорошо идут.

— Это здорово.

— Думаешь, ты в состоянии придумать такую ерунду, — спросил он, — вроде этих му-мас?

Маккензи пожала плечами.

— Не знаю. Полагаю, что смогу. Если кто-нибудь приставит револьвер к голове.

Эйб повернулся и присел на край кровати, глядя ей в лицо.

— Твои братья очень успешно работают в магазине. Они не жалеют, что пошли в этот бизнес. Ты тоже когда-то неплохо продавала по уик-эндам, помнишь? Мой план — подготовить вас всех для дела. Я не вечен, у меня уже нет сил.

— Ты это говоришь годами.

— И с каждым годом я становлюсь все слабее. — Его взгляд как будто говорил: «Вы об этом еще пожалеете», надеясь вызвать в ней чувство вины. — Если ты когда-нибудь вздумаешь покинуть свою школу, я устрою тебе твою собственную мастерскую. Если мы увидим, что что-то хорошо продается, ты сможешь быстро сделать выкройки, и мы найдем пару швей. Мы устраним посредников. А тебе самой шить не придется, как до сих пор. Что ты на это скажешь?

Маккензи покачала головой.

— Мне нравится мое дело. Это то немногое, что мне всегда нравилось — самой конструировать одежду, а затем изготавливать ее. Я не хочу копировать чьи-то модели. У меня есть мои собственные!

— Эти? — Он захлопнул альбом с набросками. — Но какие люди станут носить такое? Чудаки?

— Да! Чудаки вроде меня!

Он взглянул на ее узкую кожаную юбку и белые чулки в рубчик.

— Это не шутка! С моей точки зрения, ты одеваешься как чудачка!

Она рассмеялась.

— Вот и хорошо! Я и хочу, чтобы такие люди, как ты, думали, что я выгляжу как чудачка! А для меня чудачки — эти твои домохозяйки из Бронкса в их гавайских му-масах! Они не имеют ничего общего с модой!

— Мода — это то, что носят женщины! — закричал Эйб.

— Ух-ух! — ответила Маккензи. — Мода находится впереди всего этого!

— Впереди! — Эйб скорчил гримасу. — И ты думаешь, что сделаешь деньги на этой ерунде? Школа не учит тебя самому главному — как заработать на жизнь!

Маккензи тоже встала, стараясь сохранить спокойствие:

— Я заработаю на жизнь! Но я могу конструировать только ту ерунду, которую я считаю хорошей!

— С моей точки зрения, это просто упрямство! — выпалил он и выскочил из комнаты.

Реджи и Макс просунули свои головы в дверь.

— Почему ты всегда доводишь его до бешенства? — спросил Макс.

— Потому что я не лижу его задницу, как вы! — выкрикнула она в ответ.

— В твоей школе есть хорошенькие курочки, Мак?

— Конечно. Множество, но почему ты думаешь, что они только и мечтают, чтобы встретиться с вами?

Макс шлепнул себя ниже пояса.

— Потому что у нас есть то, что им нужно.

— Господи, вы оба такие еще неотесанные, вы понимаете это? — сказала она. — Думаете, мои подруги смирятся хотя бы с тем, как вы едите?

Она захлопнула перед ними дверь, опустилась на кровать и охватила голову руками. «О Господи, дай мне силы уйти отсюда!» — молила она.

Колин только что сделал рисунки моделей из новой коллекции Говарда Остина для шестистраничного материала в «Дивайн». Он пригласил Говарда в свою студию, чтобы выпить, показать предварительно ему рисунки, а еще потому, что хотел увидеть еще одного мужчину, влюбленного в Корал.

— Ты лучший друг Корал, — сказал ему Говард, — так утверждает журнал «Уименз Уэр».

— Я обожаю эту женщину, — согласился Колин. Говард взглянул на него:

— Я тоже ее обожаю, если бы она только позволила приблизиться к ней.

Колин завертелся на своем стуле.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе, Говард? — спросил он. — Как найти дорогу к сердцу Корал? Я не совсем уверен, что оно у нее есть. А может быть, оно целиком принадлежит индустрии моды? Я хочу сказать, что она предоставляет тебе место в журнале потому, что ей нравятся твои платья.

— Чепуха! — Говард отхлебнул из своего стакана. — Эти страницы — компенсация. Она мне сказала сразу после Саутхэмптона: «Ты получишь свой разворот!» Вот что она сказала. Словно я был нанятым сопровождающим.

— Ты просто расстроен.

— Да, она-таки достала меня. — Он допил свой стакан и нахмурился. — Не понимаю, почему я тебе рассказываю все это.

Колин улыбнулся. Многие люди говорили ему это в минуты откровенности.

— Кажется, мне нравятся женщины старше меня, — продолжал Говард, сам себе удивляясь, — никогда не представлял, что они могут быть такими сексуальными.

Колин вздрогнул. Ему было не слишком приятно слышать о том, насколько сексуальна Корал.

— Я обычно выстраиваю вокруг себя надежный барьер обороны, — продолжал Говард, — но в тот момент, когда появилась Корал, он опрокинулся мне на голову. Этот разворот должен был привести меня в восторг, но сейчас меня от всего этого просто тошнит. Я даже не знаю, хочется ли мне и дальше заниматься дизайном.

Колин покачал головой.

— Ты не можешь все бросить лишь потому, что испытываешь разочарование. Кроме того, что еще ты будешь делать на этом свете, если перестанешь заниматься дизайном?