Книга Добрый царь Ашока. Жизнь по заветам Будды - Джеймс Перкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эти имена под запретом, – ответил Тутмос, пряча взгляд, – так же, как все, что связано с жизнью этих цариц. Ни одна женщина не может обладать божественной силой фараона.
– Но эти царицы были, и правление их было славным, особенно Хатшепсут, – с вызовом сказала Нефертити. – Она восстановила торговлю, покровительствовала ремеслу, установила справедливые подати, что привело к возрождению богатства страны; нынешняя династия фараонов обязана Хатшепсут своим величием. А строительство? Египет преобразился при этой царице, ее постройки до сих пор вызывают восторг и трепет.
– Храм, который построил в честь царицы ее зодчий Сенмут, и через тысячу лет будет восхищать людские взоры, – осмелев, согласился Тутмос. – Нигде нет ничего подобного: в нем видна безупречная гармония.
– Так и есть, – согласилась Нефертити. – А строили этот храм по замыслу и плану царицы: Сенмут лишь воплощал ее идеи в камне. Как же можно говорить, что женщины не имеют божественной силы? Согласись, что без божьей искры Хатшепсут ничего не смогла бы сделать.
Я всегда чувствовала эту искру и в своей душе. Когда мой муж решил полностью изменить жизнь Египта, я поддержала это решение. Какой простор открылся для деятельности, и, главное, это было на пользу стране!.. Ты хочешь спросить, как Аменхотеп решился на такое? Ты не первый, кто этим интересуется: меня спрашивали об этом и раньше. Я отвечала, что такова воля богов, но тебе я скажу всю правду.
– Еще раз благодарю за доверие, царица, – поклонился Тутмос.
– Сейчас я поступаю как обычная женщина, для которой молчание тягостно, – усмехнулась Нефертити. – А перед кем я могу выговориться, как не перед тобой? Слушай же и помни, что мои слова предназначены только для тебя и не для кого больше.
– Я никогда не забуду об этом, – ответил Тутмос.
* * *
– Слушай же, – сказала Нефертити. – Через два года после того, как мы поженились, я стала замечать, что в Египте творится что-то неладное. Мы стали выезжать из дворца, совершали поездки по стране, участвовали в празднествах. Нас встречали пышно и уверяли, что все обстоит хорошо, государство процветает, а народ благоденствует, однако я видела, что это ложь. Большинство людей жило очень бедно, и роскошь дворцов и храмов не могла скрыть кромешной нищеты народа. Огромная богатая страна – и нищий обездоленный народ! Как могло случиться такое?..
Я убедила мужа найти тех, кто скажет правду, и он призвал ко двору советников из числа «сирот». Тебе, разумеется, известно, кто это?
– Я сам из «сирот», – сказал Тутмос, – и раньше это считалось постыдным.
– Да, раньше так считалось, – кивнула Нефертити, – ведь «сироты» не имеют родовитых предков и не владеют землей. Зато они живут своим умом и знаниями; они трудолюбивы и толковы, из них выходят лучшие служащие и мастера. Их происхождение не давало им возможности полностью проявить себя, но когда такое случалось, они удивляли всех. Что говорить, когда Тия, мать моего мужа, тоже была из «сирот» и достойно правила вместе с его отцом: чужеземные цари до сих пор вспоминают о ней в своих посланиях! Да и ты, Тутмос, по праву занял первое место среди египетских мастеров, и имя твое не будет забыто.
– Великая царица слишком добра ко мне, – сказал Тутмос с довольной улыбкой.
– Я всего лишь воздаю тебе должное, – ответила Нефертити и продолжила: – Новые советники мужа составили для него полный отчет о том, что происходит в стране. Прочитав его, мы пришли в ужас. Почти все что производилось у нас, присваивалось спесивой знатью и жадными жрецами, из которых самыми алчными были жрецы бога Амона. Когда-то они шли служить ему, чтобы вымолить мир и процветание для народа Египта, но эти времена давно прошли: Амону стали служить, чтобы обеспечить сытую жизнь для себя. А между тем, что это за бог, почему его следует почитать больше, чем других?
– Он бог небес, а что может быть выше неба? – сказал Тутмос. – По крайней мере, так утверждают жрецы Амона.
– И это вдвойне неправильно! – горячо возразила Нефертити. – Во-первых, он бог воздуха, а это далеко не то же самое, что небо. Разве небо состоит из одного воздуха? Разве на нем нет звезд, и они не наполняют его светом? И уж, конечно, звезды выше воздуха, поэтому и тут жрецы Амона неправы.
– Однако именно они хранят Книгу мертвых, без которой нет надежды на спасение души в загробном мире, – снова возразил Тутмос, скорее чтобы услышать опровержение Нефертити, чем подтверждение этих слов.
– О, да! Они всегда ссылаются на загробный мир, будто являются единственными, кто знают правду о нем! – иронически воскликнула Нефертити. – Но разве лишь те, кто почитает Амона и его жрецов, достойны спасения? Нет, загробный мир одинаков для всех, и суд, который вершится там над людскими душами, не зависит от того, во что веровал человек и веровал ли он вообще; перед судом Осириса предстают все, кто покинул наш мир, без различия верований и народностей.
Книга мертвых рассказывает, как вершится этот суд: Осирис восседает на троне посреди огромного зала как верховный судья; ему помогают сорок два других бога, знающие все, что происходит на земле. В центре зала стоят весы, на которых боги Тот и Анубис взвешивают душу покойного: ее кладут на одну чашу весов, а на другую – перо богини истины Маат, чтобы проверить, насколько праведно он жил.
Горе тому, чья душа отягощена грехами и перевешивает истину! Эту грешную душу тут же пожирает страшное чудовище Аммат, у которой туловище гиппопотама, лапы, как у льва, а пасть, как у крокодила. Души больше нет и никогда не будет, она канула в вечное небытие.
Счастье тому, чья душа легка и не перевесит истину на посмертном суде! Он будет жить на прекраснейших полях Иалу, где царит вечная весна, и где спасенные души проводят дни без печали и забот.
* * *
– Так написано в Книге мертвых, но причем здесь жрецы Амона? – продолжала Нефертити. – От них ничего не зависит: спасение души – это забота самого человека. Таким образом, жрецы присваивают себе то, что им не
