Книга Тверской бульвар - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где его можно найти? — сразу спросил Игнатьев. — У васесть его адрес?
— Да, конечно. Он не из моего класса, но я могу дать вам егоадрес. Только я не думаю, что он может иметь какое-нибудь отношение ко всейэтой истории. Это очень хороший мальчик. У него родители врачи, отец —известный московский хирург.
— У Кости Левчева родители тоже известные люди, он тоже былиз приличной семьи, — мрачно напомнил Игнатьев.
— Тоже, — печально подтвердила Галя и направилась к выходу.Но вдруг обернулась: — Почему вы сказали «был»? — почти выкрикнула она. —Почему вы так говорите? Что с ним? Он тоже погиб? Я не могу понять, чтопроисходит. Может, я плохой классный руководитель? Как могло такое случиться?
Галя села на стул. Было заметно, что она сильно нервничает.Мы переглянулись. Игнатьев действительно сказал «был». И я полагала, что сказалправильно, хотя меньше всего мне хотелось в это верить. И вообще в этой историимне больше всего не нравилась эта пугающая регулярность, с которой погибали илипропадали подростки. Может, у них такой непонятный ритуал, по которому онирешили все уйти из жизни? Но почему? Из-за чего? Я видела Антона и с нимразговаривала. Он был подавлен, расстроен, его что-то тревожило, но мальчик небыл похож на потенциального самоубийцу. У тех более истерическое состояние.Хотя откуда мне это знать? Разве я видела самоубийц в своей жизни? Тем более подростков?Откуда мне знать, почему он так себя вел? Что Антон на самом деле думал? Почемупошел на эту проклятую стройку? И кто звонил два раза Косте перед тем, как онисчез? Кто звонил Антону? Если это бандиты, то они все продумали правильно —эти убийства можно списать на подростковый суицид. Никто не мог заранее знать,что внизу на строительной площадке случайно окажутся два таджика-строителя,которые увидят убийство и сразу заявят об этом в милицию.
Их мне тоже жалко. Обоих задержали и теперь будут долгодопрашивать. Может, даже задержат на сутки или на двое. А у них наверняка естьсемьи, дети. Таджики приезжают в столицу большими семьями и живут внечеловеческих условиях, чтобы заработать на хлеб своим детям. Вот иполучается, что им было выгоднее молчать, чем заявлять в милицию. Просто пройтимимо и не смотреть в ту сторону. А теперь им могут и не поверить. Хорошо, что впрокуратуре есть такие люди, как Игнатьев, а ведь мог оказаться и такой, как Сердюков.Или такой, как дед погибшего Антона, этот отставной военный, по-своему упертыйи убежденный, что все беды страны в инородцах и иноземцах, приехавших в нашустолицу.
Никто внятно не говорит, что миллионы людей, приезжающих кнам, — это огромный трудовой ресурс, так необходимый России в условиях, когдадемографическая катастрофа стала абсолютной реальностью. Что занятые на тяжелыхработах мигранты заполняют ту экономическую нишу, которую трудно заполнитьсвоими гражданами, или, как сейчас говорят, «представителями кореннойнациональности». Слово-то какое придумали мудреное. А таджиков жалко. Хорошо,если они хотя бы сносно говорят по-русски. Их будут долго допрашивать, потомсунут какой-нибудь протокол, заставят его подписать. Об адвокатах для них, конечно,не может быть и речи. А потом вообще может выясниться, что это таджики толкнулимальчика. Если не найдут конкретного виновника случившегося. К сожалению, внашей практике мы иногда сталкиваемся с подобным, когда недобросовестныеследователи готовы на все ради отчетности. У Гали своя отчетность по успевающимученикам, не имеющая ничего общего с работой хорошего педагога, у следователей— своя. У врачей тоже своя отчетность. Когда думаю об этом, мне кажется, чтодавно пора что-то изменить в «датском королевстве».
— Вы полагаете, что все эти самоубийства как-то связаны? —Галя еще не верила в убийства. И правильно делала. Легче считать, что ребятапросто коллективно рехнулись, чем предполагать, что за этим стоят какие-тоопределенные и далеко не свихнувшиеся люди.
— Найдите нам адрес Васадзе, — напомнил Игнатьев.
Она кивнула и снова поднялась. Когда учительница вышла,Денис Александрович взглянул на меня и мрачно спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Не знаю. Даже страшно делать какие-либо предположения. Высчитаете, что происходят убийства?
— Пока не знаю. Но Григорьева кто-то толкнул. Сразу двасвидетеля не могут просто так ошибаться. Хотя их сейчас допрашивают отдельнодруг от друга, чтобы проверить их показания…
— Вы им не верите, — сразу поняла я, — думаете, раз таджики…
— Не говорите глупостей, — устало посоветовал Игнатьев. —Конечно, можно выстроить и такую цепочку. Кто-то был связан с мафией, нанялдвух таджикских строителей, чтобы они выступили случайными свидетелями. Нотолько для чего? Одинаково лгать практически невозможно, не совпадут детали.Подставлять таджиков тоже не резон. Все знают, что огромную часть этого рынканаркотиков контролируют как раз их преступные группировки, переправляющиенаркотики из Афганистана. Я видел утром этих строителей. Типичные работяги,плохо говорящие по-русски. Думаю, здесь что-то другое. Григорьева, возможно,убили, но мотивы могут быть разные. Мы должны понять, что происходит. А еслипоймем мотив преступления в этом случае, то, возможно, выясним, куда мог исчезнутьи Костя Левчев.
Вернулась Галя с листочком бумаги в руке — адресом ИосифаВасадзе, написанным ровным каллиграфическим почерком, который и передалаИгнатьеву. Тот прочел адрес и кивнул.
— Я все-таки поеду к Григорьевым, — вздохнула Галя. — Поймите,я не могу просто так сидеть в школе, когда произошла такая трагедия.
— Поезжайте, — согласился Денис Александрович, — только онашем разговоре никому не говорите. Им сейчас тяжело, а кто-то из родныхмальчика должен еще будет пройти через процедуру опознания…
— Как это? — испугалась учительница.
— Придется приехать и опознать тело подростка.
— Только не это! — вырвалось у нее. — Мать не сможет. Онапросто сойдет с ума. Не нужно ее вызывать. Лучше дедушку.
— Может приехать кто-то из родственников, — хмуро пояснилДенис Александрович. — До свидания, Галина Андреевна. Спасибо за помощь.
Мы вышли из класса. Выходя, я оглянулась. У класснойруководительницы был такой несчастный вид, что мне стало ее жалко.
В салоне автомобиля мы оба молчали. Водитель несколько раздаже обернулся, должно быть, удивляясь нашему мрачному настроению. Когда мы ужеподъезжали к дому Васадзе, раздался телефонный звонок. Денис Александровичдостал свой аппарат. Молча выслушал сообщение, что-то уточнил и убрал телефон.Затем посмотрел на меня, словно решая, стоит ли мне говорить.
— Она действительно выбросилась с балкона, — наконец сообщилмне Игнатьев. — Входная дверь была заперта изнутри. Дома, кроме нее, никого небыло. В прокуратуре закрыли дело, посчитав, что это обычное самоубийство.Никаких записок, объясняющих свой поступок, девочка не оставила.