Книга Море лунного света - Джулиана Маклейн

какой бы породы он ни был, он очень умный.

– Я заметил. – Я повернулся к грузовику. – Хотите мороженого?

– Конечно. С тех пор как мы пришли, Зигги глаз не сводит с этого грузовика. Мы разобьем ему сердце, если ничего не купим.

Мы пересекли широкий тротуар, и я полез в задний карман за кошельком.

– Какое мороженое вы хотите? Или мне лучше спросить у Зигги?

Она улыбнулась.

– Он предпочитает ваниль.

Я расплатился, и мы направились в парк.

– Вы живете где-то поблизости? – спросил я, облизывая мороженое и глядя, как Зигги радостно бежит впереди нас.

– Мои родители, – ответила она. – Мы с друзьями снимаем квартиру в Гринвич-Виллидж, но с собаками туда нельзя, поэтому мама и папа присматривают за ним, пока я не окончу учебу.

– Очень мило с их стороны.

– Да, но мама согласилась на это только ради того, чтобы я приходила к ним каждый день погулять с ним. Не то чтобы мне не нравится проводить время с родителями, но это слишком похоже на шантаж.

Я рассмеялся.

– Ну а вы где обитаете? – спросила она.

– Я мальчишка из Джерси, – ответил я, умолчав о том, что мечтаю однажды перебраться на Манхэттен.

К этому времени Оливия почти доела свой рожок мороженого.

– Зигги! Вкусняшка!

Он остановился и повернулся к ней, она опустилась на корточки и дала ему съесть остатки.

– Хороший мальчик. – Она погладила его по голове, встала, и мы продолжили путь. – Да, пока я не забыла, подпишите, пожалуйста, этот бланк. – Она протянула мне поводок Зигги, чтобы достать из рюкзак бланк и ручку. – Прочтите внимательно, и, если вас все устраивает… – Она подала ручку и с надеждой улыбнулась мне. – Я вам очень благодарна.

Это был документ в одну страницу, который я прочитал и подписал за тридцать секунд.

– По-моему, все в порядке.

– Отлично. – Она сунула бланк и ручку в рюкзак и вновь перекинула его через плечо.

– У меня к вам вопрос, – сказал я.

– Задавайте. Фу, Зигги! А ну брось! Какая гадость! – Она метнулась к псу, чтобы вытащить из его пасти коробку от бургера. Он зарычал, но быстро сдался. – Простите. Вы хотели что-то спросить?

Я почувствовал ее аромат, когда она взмахнула волосами. Она пахла чистотой, как душистое мыло.

– Когда вы задавали мне вопросы для вашего документального фильма, – сказал я, – вы, кажется, были сосредоточены на привидениях и духах. Вы спросили меня, верю ли я в загробную жизнь.

– Так?

Мы шли вглубь парка, неторопливо бредя в тени высоких деревьев.

– Это то, что вас интересует? – спросил я с искренним любопытством. – Это настоящая тема вашего фильма?

Она мягко усмехнулась.

– В отличие от вас, я стараюсь относиться ко всему этому непредвзято и хочу, чтобы мой фильм оставил это на усмотрение зрителей. Но если говорить совершенно честно, хотя мои родители регулярно посещают церковь, я не думаю, что после смерти нас что-то ждет. Когда мы умираем, мы умираем, и это конец. Наши тела снова станут частью земли – пепел к пеплу, прах к праху, – и, может, мы будем удобрением для дерева или какой-нибудь травы, и так наша жизнь продолжится. Но я не жду, что после смерти буду парить в раю, как бы мы ни определяли рай. Я вас не шокировала?

– Вовсе нет, – ответил я. – В вас есть что-то земное. Естественное. Вы твердо стоите на земле.

Она улыбнулась мне.

– Надеюсь, это комплимент?

– Разумеется.

– И вместе с тем, – продолжила она, – мне нравится мысль, что у меня есть душа. Когда я плыву по океану, вдали от городских огней, я могу часами смотреть на звезды. Просто созерцать чудо Вселенной. В общем, я и сама иногда путаюсь.

Увидев на дорожке битое стекло, я взял Оливию за локоть и аккуратно повел мимо него.

– Осторожнее.

Она легко, как парящее перышко, последовала за мной в сторону.

– Спасибо.

От ее счастливого благодарного взгляда во мне что-то вспыхнуло. Или загорелось. Она была очень красивой, хотя дело было не только в физической красоте. Было в ней что-то еще – что-то глубоко радостное.

В тот момент я подумал о тете Линн. Я вспомнил первую ночь в ее доме в Аризоне после того, как моего отца отправили в тюрьму и она забрала меня. Она спросила, вырос ли я из сказок на ночь, потому что она может мне кое-что почитать, если я захочу. Я угрюмо ответил, что я не ребенок.

– Что ж, вот и хорошо, – сказала она. – Как насчет этого? – Она вытащила из-под кровати целую коробку журналов «Мэд», и мы вместе их долго листали. Я хохотал, пока не уснул.

В мгновение ока я снова оказался в отцовском доме в Висконсине, в мрачной спальне, где тетя Линн провела последние годы своей жизни. По всему моему телу густой массой разлилось сожаление. Оливия коснулась моей руки.

– Все хорошо? Кажется, вы о чем-то задумались.

– Все в порядке, – ответил я, вытаскивая себя из бездны. – Просто задумался о тете.

– О той, которая умерла?

Я кивнул, и она внимательно посмотрела на меня.

– Очень вам сочувствую. Наверное, она занимала в вашей жизни важное место?

– Да, – я повернулся, чтобы посмотреть на профиль Оливии. – Вы когда-нибудь теряли близкого вам человека?

– Нет, – ответила она. – Только дальних родственников, которых едва знала. Мне очень повезло, не правда ли?

– Вам действительно очень повезло.

– Я уверена, что моя удача не будет длиться вечно, – добавила она. – Потому что смерть приходит ко всем нам. Однажды и я буду долго и горько оплакивать кого-то. Вам часто приходится иметь с этим дело, да?

– Нередко. Порой это нелегко.

Оливия, Зигги и я прошли через лес к укромному уголку скалы на краю озера. Оливия спустила Зигги с поводка, сняла рюкзак и достала ярко-желтый теннисный мяч.

– Лови! – крикнула она, бросая мяч в воду. Зигги радостно плюхнулся в озеро, подняв тучу брызг. Его восторг помог мне отвлечься от мыслей о тете Линн.

– Надеюсь, вы не очень торопитесь, – сказала мне Оливия. – Он бы часами так играл, если бы ему позволили.

Мы сидели у кромки воды и говорили о политике и последних событиях, пока она бросала мяч. Она спросила, как мне удается не допускать, чтобы эмоциональная нагрузка моей работы не мешала моей личной жизни, и я откровенно рассказал ей о давлении и проблемах, ни разу не упомянув ничего, что имело бы отношение к Мелани.

Мне нравились вопросы Оливии и ее неподдельный интерес к моей работе, и меня восхитило, что она не пыталась рассказать мне о своих личных проблемах. Может, у нее их