Книга Ржевский 4 - Семён Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Строго по закону, — отрезал потомок гусара, взваливая на плечо импровизированную поклажу в виде человека, связанного сосиской. — В случае особо тяжких преступлений либо покушений на оные, Изначальный имеет право казнить и миловать на своё усмотрение.
Повисшую на мгновение тишину можно было пластать ножом.
— Дмитрий Иваныч. Не то чтоб я наперерез твоему курсу срезать щ-щас пытался, — озадаченно выдал Лукин, — я и сам царскую семью не сильно… м-да… Но если это какой-то твой коварный план, может, поделишься⁈ Чтобы мы хотя бы манёвры свои в будущем представляли?
— Да. В общих чертах, хотя бы намёком? — попросил Вяземский. — Что ты задумал?
— А он без сознания? — Трифонов обеспокоился, энергично подался вперёд, наклонился к лицу прибывшего порталом и к чему-то прислушался. — Да, в отрубе… Ржевский, сам поворот мне нравится! — он выпрямился и повернулся к блондину. — Я тебе уже почти аплодирую! Но давайте, пока все здесь, кое-что откровенно проговорим?
— Долго? — Дима замер с телом на плече.
— Минут пять-семь.
— Давайте, — блондин без затей сбросил поклажу на пол, словно мешок с картошкой.
Затем вернулся за стол.
Прочие Изначальные расселись на удивление быстро, чуть ли не скорее, чем вскакивали, приветствуя наследника.
— Среди нас есть партия, которая однозначно с троном, — начал было Филиппов.
— Нету, — перебил Ржевский. — Они формально в Совете, но сейчас их с нами нету.
— С мысли сбил!.. Но есть и те, кто ещё не определился. Господа, давайте попробуем поговорить откровенно? Забудем все распри на несколько минут?
— Давайте я сперва скажу, а потом обсуждение, — товарищ решительно хлопнул ладонью по столу. — Представитель царя Растопчин… — он повторил уже известные всем нелицеприятные подробности. — Граф Воронцов… — затем последовал рассказ о грабеже Самбура и кое-каких других ювелиров. — Наши родные Романов, Шереметьев и Шувалов…
— ДА НЕ РОДНЫЕ ОНИ НАМ, ДИМ, — тихо, но как-то очень твёрдо перебил Филиппов. — Вот сейчас мы и делимся, кто с кем да против кого в союзе через месяц выступит.
— Такое дело, — напарник по бизнесу зачем-то ещё раз грохнул рукой по столешнице. — Я на своём месте не вижу предмета для обсуждения. Мы с Норимацу свою позицию достаточно откровенно обозначили? — в следующую секунду Дима весело заржал тем смехом, который так ненавидит его менталистка.
Затем блондин ткнул пальцем в живую сосиску, лежащую под ногами.
— Как это понимать? — ледяным голосом спросил Трифонов.
— Алексей Викторович, — партнёр стал серьёзным так же стремительно, как только что изображал идиота. — Я своими глазами видел, как вы перед ним… как бы тут поделикатнее… Пренебрегали равенством наших позиций.
— В смысле?
— Вы с ним снизу вверх общались, не по горизонтали, — простенько пояснил Ржевский.
А ведь он умеет быть до гениальности точным. И тоже не боится говорить правду в глаза — кто бы перед ним ни сидел.
Самое интересное, что друзьям и доброжелателям неприятную правду говорить гораздо тяжелее, чем врагам и недоброжелателям. Но Шу поняла это только сейчас.
— У нас у всех имущество в Империи, — хмуро признал Вяземский. — ТАМ мы действительно ниже. Хочешь откровенности? На. Они, — кивок на самозванца, — регулярно этим пользуются. А мы прогибаемся.
Прочие промолчали.
— Не обессудь, Сергей Степанович, — товарищ миролюбиво накрыл руку соседа по столу. — Я сейчас одну вещь скажу, ты только не обижайся. Вы все не обижайтесь.
— Говори, не обижусь.
— А нафига мне союз с теми соратниками, которые прогибаться привыкли?
И снова тишина. Ржевский переводил взгляд с одного соседа на другого, а взрослые старательно от этого взгляда уклонялись.
— Мы промышленники и торговцы, — нехотя сформулировал Меншиков. — Ты родом из чуть другого сословия. Мне нечего возразить.
— На этом пока точка и абзац, — подытожил блондин, поднимаясь за стола. — Господа, на всякий случай. Мои двери для вас всегда открыты, на мою помощь рассчитывать можете, однако заседать с вами больше не могу. Я к себе, сразу как поплаваю: дела у нас заворачиваются достаточно опасные.
— В городе или в стране? — Лукин словно уловил чужие мысли.
— Да как бы не шире, — по-взрослому вздохнул потомок гусара. — Я пока сам не разобрался. Вас именно поэтому на свою сторону активно тянуть не хочу: это мне терять нечего, а у вас вон, торговля, промышленность, — он тряхнул головой. — Самозванца, пытавшегося себя выдать за царевича Дмитрия и проникшего на наше собрание с грубыми нарушениями законов его же родного отца, я волей и правом Изначального арестовываю для дальнейшего дознания. Вопросы направлять ко мне, ходоков за преступником — тоже.
Ржевский легко поднял бессознательное тело на плечо и направился к двери. Японка, не прощаясь, последовала за напарником.
— Дим, а какой закон он нарушил? — уточнил в спину Вяземский.
— Вы вообще обновлений не читаете⁈ — блондин даже развернулся. — Запрет на мобильные порталы! Уже пару часов как в силе и действует!
— Э-э-э, Дмитрий Иванович⁈ — Филиппов обменялся взглядами с прочими и продолжил как бы от имени всех. — Ты, разумеется, можешь воротить всё, что посчитаешь нужным! Но допрежь подразумевалось, что запреты царя его собственной семьи могут и не касаться. Ты просто в Столицах и других городах империи, наверное, мало бываешь!
— Владимир Палыч, — потомок гусара за долю секунды лицом и глазами превратился в идиота, после чего продолжил с простецким видом. — Тут такое дело. Я тебя безмерно уважаю, люблю, но Хартии и Уложению я доверяю больше. Прости пожалуйста!
— Твоё дело, — вздохнул Филиппов, отлично понимая намёк.
— Если у нас в НАШЕМ законе написано, что в Соте особенных нет — то я этот закон буду защищать, — продолжил Ржевский. — Как и все остальные законы, которые из нашего общественного договора вытекают. Не сильно умно загибаю? Понятные категории?
— Куда уж понятнее.
— Ну вот и не взыщите. Морду самозванцу мы с Норимацу чистили без вас, забираем его тоже мы — вы и не при делах, случись вдруг разбирательства. И реши вы вдруг позволить кому-то внешнему на вашей территории свои дознания, нам всем не подочётные, учинять и продвигать, — красноречиво закончил пассаж товарищ. — Я у бассейнов буду, меня бабы заждались. Водка, наверное, тоже согрелась. Кто ещё гулять решит — подгребайте, налью.
Глава 14
Шу Норимацу, на правах клана Золотого Квадрата. Все документы оформлены и выданы владельцу в соответствии с законом вместе с амулетами. Одиночный абонент сервера Мицубиси.
— Знаешь, я тобой регулярно восхищаюсь, — откровенно сообщила японка, шагая рядом с партнёром по бизнесу. — Если бы не твоё честное слово, я бы вообще подумала, что ты из ниндзя, — вырвалось у неё по инерции.
— Кто такие? — явно из вежливости поинтересовался Ржевский, не замечавший даже тяжести достаточно крупного человека на своём плече, настолько он был поглощён открывшимся зрелищем.
Всё его внимание, как только они свернули на песчаную тропинку, в мгновение ока сосредоточилось на двух бассейнах-озёрах: возле них подставляли свои фигуры солнцу и сёстры Барсуковы, и кузины Норимацу, и близнецы из Залива, и даже Левашова по мелочи (её купальник был не таким открытым).
Это не считая незнакомых людей, из которых женщин было больше половины.
Благодаря дзену Шу заметила (и отметила), что субтильные стати столичной княжны высокодуховный внутренний мир товарища почему-то совсем не заинтересовали.
Странно. Обычно он реагирует на все женские тела без разбора, лишь бы они оказались в поле зрения.
Светлана, конечно, стройна на грани худобы, но при этом длиннонога, пропорциональна и глаза у неё большие — ибо европейка.
Видимо, набор критериев женской привлекательности у потомка гусара был динамическим — мог изменяться в зависимости от обстоятельств.
Подумав секунду, японка решила, что светская беседа на местный манер — достаточно интересное развлечение само по себе, ведь раньше она на подобное времени почти не тратила.
Опять же, такого партнёра до последнего времени не было. Почему-то стало интересно:
— Дим, вопрос. Ты Левашову как женщину воспринимаешь? — под влиянием невнятного импульса Шу сбросила на ходу хлопчатобумажную куртку, широкие штаны и тоже осталась лишь в купальнике.
— О. — Заинтересованный и откровенный взгляд Ржевского, тут же просканировавший её до миллиметра, немного насмешил. — Вот это да! — Глаза напарника сфокусировались на её груди. — Вот это ого-го! И видел уже вроде бы твои, кхм, документы, а как всякое произведение искусства не надоедают! — застенчиво признался он, наклоняясь вперёд и заглядывая в её лифчик спереди.
— Сиськи как произведение искусства не надоедают? — с толикой иронии уточнила японка.
Партнёру по бизнесу она сейчас скорее сочувствовала: большое количество соблазнов дзену не способствует. А против хозяина при
